Виктор Ларионов - Ураган. Последние юнкера

— Все это я на дорогу покупала, — наполняя тарелку гостя, говорила Наташа. — А вы завете, мое свидетельство уже начало мне помогать. Я ни за что не достала бы столько съестного, если бы не оно. Куда не придешь, все карточки требуют, а покажешь удостоверение, так без всяких разговоров отпускают все что ни попросишь. Я даже конфет купила, — улыбнулась она.

Когда закуски были уничтожены, Наташа принесла из кухни две прекрасных свиных котлеты с жареным картофелем.

— Да это целый пир, — восхищался Корсаков. — Однако большевистские сестры, должно быть, не голодают.

За котлетами следовал кофе с молоком и пирожными.

— Вот видите, — улыбалась Наташа, — как умеют ценить большевики своих верных слуг. Ну, со стола уберет, хозяйка, — окончив обед, произнесла она. — Одевайтесь-ка, Алексей Николаевич, да берите вон тот чемодан, а я сумку с провизией понесу.

На вокзале была невероятная давка. Пробиться к кассе было совершенно невозможно.

— Как же нам взять билеты? — произнесла озадаченная Наташа.

— Билеты, я думаю, уже куплены, — отвечал Корсаков. — Я просил об этом наших попутчиков, да и места в вагоне, я думаю, уже заняты для нас. Идемте на перрон.

Поезд был уже подан, но попасть в вагон нечего было и думать, так как у тормозных площадках творилось что-то невообразимое.

— Вы все-таки думаете, что занять нам места было возможно? — унылым голосом произнесла Наташа.

— Я думаю, что да, так как мои попутчики с раннего утра ушли на вокзал, а чтобы занять места для нас, захватили с собой двух наших товарищей по училищу. Вероятно, они уже сидят в каком-нибудь вагоне и нас поджидают.

Пробираясь вдоль вагонов, молодые люди вдруг услышали, что их кто-то зовет. Действительно, высунувшись в разбитое окно одного из вагонов, их подзывал какой-то молодой человек.

— Ага, это наши, — проговорил Корсаков, увлекая Наташу к окну.

— Сюда, сюда, — звал их молодой человек. — Однако же и долго вы, товарищи, — заговорил он. — Мы уж думали вы не придете. Спишите же в вагон, а то боюсь, что нам не удержать ваших мест.

— Да как же к вам попасть? Ведь к дверям вагона никак не пробиться.

— А в окно. Теперь все через окно влезают и вылезают, — улыбнулся молодой человек. — Ну-ка, Алеша, подай багаж.

Корсаков подал ему чемодан и сумочку, которые тотчас исчезли в разбитом окне.

— Теперь таким же порядком и барышню подавай.

Корсаков нагнулся и, подняв легкую как перышко Наташу, подал ее в протянутые из окна руки. Очутившись в вагоне, Наташа увидела, что весь он битком был набит людьми, так что яблоку негде было упасть. На лавках, под лавками, на полках для багажа, в коридоре — словом, везде лежали, сидели, и стояли люди.

— Куда же я денусь? — подумала она, но в эту минуту один из молодых людей уступил ей свое место.

— Прощайте, товарищи, — произнес он, выпрыгивая в окно.

На смену покинувшему вагон в окне показался Корсаков. Ему, как и Наташе, уступил место какой-то господин, сидевший рядом с ней.

— Теперь все ладно, — произнес тот, который сидел \ у окна, — Познакомь же нас, Алеша, с твоею кузиной.

— Знакомьтесь, товарищи, — произнес последний, обращаясь к Наташе. — Владимир Дятлов — железнодорожный мастер, — рекомендовал он. — Василий Зацепкин — фельдшер. Константин Пьяных — монтер.

Все по подложным документам, — шепнул он, наклоняясь к уху Наташи. — Я ведь тоже не Корсаков, а Алексей Крючников — часовой мастер.

— А кто же они в действительности? — так же шепотом спросила Наташа.

— Все юнкера, кроме того, что у окна сидит. Тот офицер.

В вагоне стоял такой содом и такая ругань висела в воздухе, что переговоры молодых людей остались незамеченными.

Поезд тронулся. Поплыли мимо окна железнодорожные постройки и замелькали телеграфные столбы. Усевшись поудобнее, Наташа стала рассматривать своих спутников. Кроме уже ей известных молодых людей на скамейках сидело еще двое. Один пожилой человек, лет за сорок с небольшим, одетый в солдатскую шинель и весь заросший, начинающей седеть, бородой.

«Офицер», — решила Наташа, взглянув в его умные, задумчивые глаза.

Другой был молодым солдатом, о чем не трудно было догадаться по его разговорам с расположившимися на верхней полке, такими же как и он, двумя солдатами. Посреди прохода, поставив на пол свой сундук, сидел заводской рабочий, о чем Наташа узнала по его же словам. На второй верхней полке, против двух солдат, так же вдвоем, разместились женщины. Одна, уже пожилая, а другая молоденькая, лет семнадцати барышня.

«Мать и дочь», — подумала Наташа.

На полках для багажа тоже кто-то поместился, но разглядеть этих пассажиров Наташе не удавалось.

— А вы, товарищ, далеко, едете? — обратился к ней, мастеровой.

— Я в Воронеж, — солгала она.

— Вы подальше меня. Мне, слава богу, недалеко, часика через три и слезем.

Потянулись бесконечные часы. Хотя разбитое окно завесили какой-то тряпкой, все же в купе было очень холодно. Разговор не клеился, так как каждый боялся проговориться и выдать себя. Только солдаты не унимались, описывая друг другу, как они проклятых ахфицеров и юнкеров били. От их разговоров становилось тяжело на душе, так что Наташа старалась не слушать их, однако это ей плохо удавалось.

— Выскочил этта он из дверей, — слушала она. — Оглянулся во все стороны, перекрестился да ходу. Ну, я за ним. Стой, кричу. Все одно не уйдешь. А он еще пуще бежать. Я уж думал улизнет, а стрелять на бегу все одно не попадешь. Вдруг вижу навстречу женщина идет. Куфарочка, надо быть. Я ей и крику: держи контрреволюцию, не то убегет. Она, как глянула, да и вцепилась, словно кошка. Он и туды и сюды, все встряхнуть ее старается, но куды там, не выпустила. Волочится за ним да и шабаш. Тут уж я добег, да штыком в спину. Он и повалился. Поворотил этта я его мордой кверху, гляжу и не дышет. Видно в самое сердце угодил.

— А молодой? — заинтересовался рабочий.

— Да так, призывного возраста. Еще и усов-то нет.

— Ну, а женщина-то эта что?

— Да что ей. Поглядела на него, плюнула, да и пошла себе.

— Ишь ты, какая храбрая, даром что баба.

— Да лютей бабы, братец ты мой, ни одного мужика не сыщешь. Вот я расскажу, как бабы одного юнкера распяли…

Но тут Наташа пересилила себя и перестала слушать. Под шум колес и монотонные разговоры солдат, сама того не замечая, она уснула. Была уже глубокая ночь, когда она проснулась от неудобного положения и от шума открываемых дверей.

— Ваши документы, — услышала она повелительный окрик появившегося в дверях солдата.

«Господи! Что-то будет, — мелькнуло в ее голове. — Ведь здесь почти все с фальшивыми документами».

Между тем солдат брал передаваемые ему бумаги и с недоуменным видом, повертев их перед глазами, возвращал обратно.