Виктор Ларионов - Ураган. Последние юнкера

Орудия Первой батареи свернули со шляха и рысью двинулись за цепью. Очередь неприятельских гранат заставила пригнуться и с грохотом разорвалась в десятке метров от орудий. Комья чернозема засыпали ездовых и коней, запахло тротилом.

Атаку Выселок с фронта ведут партизаны генерала Богаевского. Их цепи, встреченные сильным пулеметным огнем, то ложатся, то снова бегут вперед, застилаемые черным дымом рвущихся гранат. Батарея попадает в сноп пулеметного огня: «Налево кругом!» «Стой!» «С передков!» — кричит командир. «Прямо по цепи! — Направление на трубу! Сорок! Трубка сорок! Огонь!»

Пушка подскакивает, обдаваемая пылью. Командир стоит на зарядном ящике с биноклем. «Правее ноль двадцать! Огонь!» Через десять минут: «Бегут сволочи! — кричит командир. — Передки на батарею!» Пули свистят, но мы скачем вперед. Нас обгоняют текинские степные кони… штаб Корнилова. С тем же трехцветным флагом, привлекающим огонь красных пулеметов, генерал Корнилов спешит к атакующей цепи. Партизаны не ждут генерала и бегут вперед. Большевистские пулеметчики с чердака паровой мельницы дерзко застрочили из всех пулеметов, пытаясь удержать атаку партизан. По всему фронту слышно — «Ура!» Стрельба обрывается — красные бегут!

Теперь все приходит в движение: зарядные ящики, подводы лазарета, все движется вперед. На околице станицы, против паровой мельницы, лежат, раскинув руки и устремив безжизненные глаза в небо, юноши-партизаны, донские юнкера, кадеты, гимназисты. Их убито несколько человек. Далеко по степи бежит в полном беспорядке, «армия» товарища Автономова [15] Алексей Иванович Автономов (1890–1919), хорунжий Кубанского казачьего войска, в апреле — мае 1918 года был Главнокомандующим Вооруженными силами Кубанской советской республики. 28 мая его отрешили от должности и послали во Владикавказ командовать бронепоездом. Автономов умер от тифа в январе 1919 года. . Не скоро ее остановят и приведут в боеспособное состояние.

После боя становится известно, что отдыха не будет: завтра на рассвете мы идем на станицу Кореновскую и станцию Станичную выбивать «армию главковерха» Сорокина, насчитывающую в своих рядах около тридцати тысяч красноармейцев, несколько батарей и два бронепоезда. В составе Сорокинских войск находится и «непобедимая» «Железная дивизия».

Припекает солнце. Травы поднимаются, согретый воздух течет вверх, поднимая причудливым маревом далекие хутора, клуни, стога, железнодорожные будки. Белые станичные хаты нарядились в кружева вишневых садов.

Весна, весна! Какой радостью охватывает она все наше существо. Как хороша жизнь…

Сегодня, 17 марта, наша батарея идет вместе с Офицерским батальоном в составе обходной колонны. Колонну ведет молодой генерал — Сергей Марков, как всегда, в высокой белой папахе и в полушубке. Он в хорошем настроении и шутит с артиллеристами.

Генерал Марков стал с первого же боя под Лежанкой предметом преклонения: он неожиданно появлялся в самых опасных местах боя, и в его присутствии люди преображались, заражаясь его стремительной энергией и бесстрашием. В бою напористый и жертвенный, он требовал жертвенности и от других. Бранью или резкой, но меткой остротой он бичевал всякое малодушие и шкурничество. Поэтому храбрые его любили, трусы его боялись и ненавидели. Нередко он пускал нагайку по спине шкурника, не считаясь ни с его чином, ни с положением.

Идем мы по степи уже более двух часов. Далеко вправо слышен гул пушечной стрельбы. Степное эхо превращает его в какой-то рев. Это партизаны генерала Богаевского и корниловцы наступают на станицу Кореневскую. Наша же колонна с умышленным запозданием идет к железной дороге, к станции Станичной. Очевидно, нашим нелегко. Это видно по сильному артиллерийскому огню красных. Мы выходим на железную дорогу и останавливаемся. Все проголодались. Появляются караваи белого кубанского хлеба, отрезают тесаками сочные куски кубанского сала, пьют прямо из кувшина янтарный мед. Благодатный край! Жить бы здесь беззаботно среди чудной природы и ее изобильных даров — без стрельбы и непрерывного напряжения, не видя трупов и крови.

Неожиданно гулко и резко около железнодорожной будки застрочил близкий пулемет. Генерал Марков бежит к будке. Офицерская рота быстрым шагом движется вдоль полотна вперед. Кое-где в рядах мелькают лица, знакомые еще по Новочеркасску, с Барочной улицы. Какие они все загорелые и возмужавшие под постоянным огнем… «По коням! Садись!» — кричит батарейный командир, вскакивая на свою спокойную вороную кобылу: «Рысью марш!»

Мы съехали с дороги, кони мягко скачут по целине. Обгоняем офицерскую роту, постепенно взбираемся на гребень. Справа, где сильнее всего грохочет артиллерия, показывается широко раскинутая станица, это Кореневка. Над ветряками и церковной колокольней плывут, тают и снова появляются облачка шрапнели: там по всему фронту идет бой. Засвистали и у нас первые пули.

Офицерский батальон развернулся в цепи и наступает на гребень через широкую лощину. На гребне можно различить окопы противника. Это — «Железная дивизия» Сорокина. Цепи офицерского батальона встречены сильным пулеметным, ружейным и артиллерийским огнем. От станции появился бронепоезд и взял цепи офицерского батальона огнем во фланг. Цепи залегли. Было ясно, что наше наступление захлебнулось.

На батарею принесли тяжело раненного в живот нашего капитана Глотова, посланного полковником Миончинским вперед выбрать позицию для батареи. Приносят и других раненых. Наша сестра их перевязывает. Густые цепи красных, ободренные выездом бронепоезда, поднялись на гребне из окопов и пошли в контратаку. Цепи офицерских рот, неся потери под перекрестным огнем, бегом отступали на батарею.

…«По поезду! Прямой наводкой! Гранатой! Пять - ноль!» — кричит полковник Миончинский. Наши гранаты взметнули полотно под бронепоездом. Он сразу же дал «полный задний» к станции.

Но офицерские роты быстро отходят на батарею. Пули сорокинцев все чаще свистят у орудий. Кони жмутся, прижав уши, ездовые прячутся за передки. Момент напряженный. Прицел все понижается: «Пять - ноль!.. Сорок-пять… Сорок!.. Тридцать!..» Это уже близко, и командир не жалеет драгоценных для нас снарядов. Пушки подскакивают, ежеминутно обдавая уже близкие цепи красных низким «шрапом». Только и слышно: «Первое!.. Второе! Один патрон! Беглый огонь!» Выдержат… или нет?

Вдруг сзади на батарею галопом влетает всадник и кричит: «Кавалерия!» Лицо его искажено ужасом, залито потом. Это чехословак. По-русски он говорит плохо и понять что-либо трудно. Полковник кричит: «Пулемет на батарею! Ездовым разобрать винтовки!» Но сам ни на секунду не выпускает густую большевистскую цепь из точного низкого шрапнельного огня. Гора расстрелянных гильз у орудий растет. Все чаще: «Огонь!» Вот видны уже лица наших отступающих. «Наводи в самую гущу! Огонь!» — кричит командир, заглушая грохот боя… «Не выдерживают! Бегут сволочи! Бегут!.. Огонь!»… Действительно, цепи «Железной дивизии» не выдержали низких, точных разрывов шрапнели, люди в цепи заметались направо и налево, сбились в кучки и побежали обратно по склону. По редкой цепи отступающих офицерских рот пробежал победный гул голосов, превратившийся в «Ура!». Они движутся снова вперед, на этот раз неудержимо… «Передки на батарею!»