Виктория Миленко - Куприн: Возмутитель спокойствия

«Морская болезнь» наделала шума. Критики были озадачены грубостью и пошлостью рассказа, тем более что его первоисточник в те годы знали все — была в ходу такая народная песня «Однажды морем я плыла»: героиня укачалась на пароходе, капитан в каюту пригласил, шампанского налил, через год родился сын, и т. д. Однако Александр Иванович и хотел, чтобы всё было пошло и мерзко. Его коллеги, не зная истинных мотивов, встревожились, увидев в «Морской болезни» симптом погружения в порнографическое болото, разлившееся в то время шире некуда.

иронизировал Саша Черный, ведущий поэт только что появившегося журнала «Сатирикон».

На Капри огорчился Горький: «...Куприн... предал социал-демократку на изнасилование пароходной прислуге, а мужа ее, эсдека, изобразил пошляком» [218] Максим Горький. Разрушение личности // Очерки философии коллективизма. Сборник 1. СПб., 1909. . И еще резче высказался в одном из писем: «Не находите ли вы, что армейский поручик Куприн слишком часто сморкается на социал-демократию? Талант хорошо, но скандалить не обязательно» [219] Письмо М. Горького к М. Неведомскому (Миклашевскому). . Революционная миссия Куприна далее уже была невыполнима, Горький это понял.

В то же время массовый читатель, охочий до «клубнички», читал «Морскую болезнь» взахлеб и верил, что это быль. Даже много лет спустя, в 1920 году, Борису Лазаревскому в Константинополе показали пароход «Трувор», на котором якобы служит тот самый помощник капитана по фамилии Марандо, описанный Куприным. Сгорая от любопытства его увидеть, Лазаревский записывает в дневнике:

«Для этого я даже поеду на пароход. Нужно посмотреть такую знаменитость.

Тамаре (подруга Лазаревского. — В. М. ) он очень нравится.

Помощник этот говорит о случае “Морской болезни”: “Бог послал мне в каюту счастье...”

Я совершенно согласен с такой точкой зрения» [220] Лазаревский Б. А. Дневник. 1921 // Památník národního písemnictví. Fond Lazarevskij В. A. C. prir. 96/43. C. 201–202. .

Когда эту запись прочитает сам Куприн, Лазаревский с его слов сделает сноску: «Он соврал. Куприн выдумал. Paris 1921».

Итак, социал-демократам Александр Иванович отомстил. Финансовые дела с Марией Карловной кое-как решил, передав им с Лидой большую часть своих авторских отчислений. Он остался членом редколлегии «Современного мира». Творческие связи с первой женой не прекратятся, она будет самым преданным его читателем и критиком. Елизавета Морицовна здесь недотягивала. Может быть, поэтому, когда после разрыва с Марией Карловной Куприн взялся за «Яму», некому было его удержать от этого шага.

Так называется повесть о публичных домах, вызвавшая едва ли не больший скандал, нежели «Поединок». Есть уверенность, что это был заказ от альманаха «Земля», специализировавшегося на подобной тематике, и часть работы у Куприна уже была сделана. В романе «Нищие», который ему никак не давался, по воспоминаниям, был такой сюжет: Ромашов выздоравливает после дуэли, подает в отставку, переезжает в Киев, становится репортером и однажды в публичном доме встречает Шурочку. Та рассказывает, что муж провалил экзамены в академию и застрелился... Видимо, отложив рукопись, писатель развил именно этот ее фрагмент в отдельное повествование. Эскизно «Яма» была набросана уже в рассказе «Штабс-капитан Рыбников». Старт взят. Теперь нужно сесть и написать повесть. Но как сесть?!

Внешние обстоятельства этому мало способствовали. Елизавета Морицовна, будучи на последних месяцах беременности, ослабила вожжи, и Куприн снова запил. Теперь его часто видели в петербургском богемном ресторане «Вена» на углу улиц Гоголя, 13 (Малой Морской), и Гороховой, 8. Владелец уж и не знал, чем угодить Александру Ивановичу, на которого публика шла валом. Кто-то даже пустил по Петербургу шутку:

В апреле 1908 года пошла гулять и другая эпиграмма, написанная поэтом-сатириконцем Петром Потемкиным:

В том же апреле в «Сатириконе» (№ 3) появилась характерная карикатура: Александр Иванович, криво восседая за столом в «Вене», уже спит (видны белки закатившихся глаз), однако огромной ручищей властно удерживает полную рюмку. Под рисунком ядовитая подпись: «Поединок».

Свиту своих собутыльников Александр Иванович теперь называл «венскими друзьями». Вокруг него вились знакомые нам Маныч, Вася Регинин, но появились и новые персонажи. Например, критик Петр Моисеевич Пильский, сотрудник «Современного мира», бывший юнкер того же 3-го Александровского военного училища, которое окончил Куприн. Пильский входил тогда в моду, чему немало способствовала его близость к Куприну. Александру Ивановичу импонировала задорная злость Пильского, о чем говорит сохранившаяся эпиграмма:

Очень близко к нашему герою подобрался и Александр Иванович Котылев, тезка и редкий нахал. Он зарабатывал литературным маклерством: брал у писателей рукописи, пристраивал их, получая за это проценты. Славился Котылев и редким умением выбивать (иногда в прямом смысле) авансы из издателей.

В этой компании Куприн шумно отмечал радостное событие: 21 апреля 1908 года у него родилась вторая дочь, которую назвали Аксиньей (Оксаной, Ксенией). Ее имя, правда, на французский манер — Кисá Куприн — через 20 лет прогремит в европейском кинематографе. У этой девочки будет более счастливая судьба, чем у Лиды Куприной, которую отец все еще пытался как-то отобрать у Марии Карловны.

«Лиза Гейнрих мало того, что отбила у Муси мужа, хлопочет еще и о том, чтобы отбить у нее ребенка», — рассказывал Мамин-Сибиряк матери в том же апреле 1908 года. И дальше сообщал:

«А наша Лиза... недавно произвела на свет девочку. Бедный ни в чем не повинный ребенок.

Сам же Куприн безнадежно погибший человек... запойный... и пока его спасает только богатырское здоровье... Но все это до поры — до времени...» [221] Цит. по: Галеева Рамзия. Миром движет любовь. К 140-летию А. И. Куприна // Литературный квартал. Журнал Объединенного музея писателей Урала [Екатеринбург]. 2010. № 7–8. С. 94.

Маминых не разжалобило рождение Ксении. Счастливая мать послала им фотографию младенца, но скоро получила ее обратно. Не лучше повела себя и Любовь Алексеевна Куприна. Приехав погостить в Гатчину, она всем своим видом выказывала неодобрение, к внучке почти не прикасалась. Потом все-таки взяла на руки. Обрадованная Елизавета Морицовна хотела сделать фотографию, но Любовь Алексеевна спешно положила ребенка обратно... Никем не одобряемый младенец, которого нельзя было даже крестить! Родители не венчаны, и сделать это невозможно, пока не получен развод.