Фабиан Гарин - Командующий фронтом

— Э-э-э-э-эй!

Повстречавшись с богатым звероловом, Балябин с товарищами, поторговавшись для отвода глаз, продали ему коней и пешком отправились на пристань.

Наступал вечер. В чернеющее с востока небо вонзился тонкий серп луны.

Добравшись до чайной, Балябин, поудобнее усаживаясь за стол, сказал Богомягкову:

— Достань, Гоша, из мешка сахару, хлеба и полбутылки спирту.

Им подали горячий чай. Чай был сильно разварен, и от него несло запахом распаренного веника. Балябин торопливо отхлебывал из эмалированной кружки чай и, обжигаясь, хмурился. В табачном дыму на проволоке висела лампа под абажуром, засиженным мухами.

За другим столом сидели порядком охмелевшие старатели. По чайной разносились слова: «ему пофартило», «купи золото», «струя-то вышла у него наружу», словно в Джалинде никогда и не было революции.

По чайной бесшумно носились два маньчжура с подносами. Приглядевшись к одному из них, Фрол поманил его пальцем. Маньчжур послушно подошел и прищурил раскосые зеленоватые глазки.

— Через Амур перевезешь? — спросил Балябин.

— Деньга платить будешь?

— Уплачу, — пробасил Балябин. — Давай собираться!

Они вышли на улицу, и маньчжур повел даурцев к Амуру. Глухо шумела река, вдали раздавались пьяные крики.

Когда лодка причалила к правому берегу и казаки вышли на сушу, маньчжур доброжелательно напутствовал:

— Хорошо посмотри: верхушка ходи — здоров будешь, низа ходи — пропадай будешь.

— Спасибо! — ответил Балябин и скрылся с товарищами в темноте.

Маго шумел с раннего утра. В этом маньчжурском городке, где в кофейнях продавались опиум и золотая россыпь, перевозимая с Алданских приисков контрабандистами в поясах, Балябин и его друзья решили заночевать, а на рассвете двинуться дальше.

— Нам бы до Аргуни добраться, а там — мы дома, — подбадривал Балябин товарищей.

Гоша Богомягков в душе досадовал на себя за то, что поддержал Балябина и пошел с ним. «Где-то теперь Лазо? — думал он. — С таким и в тайге не пропадешь».

Неожиданно перед ними вырос широкоскулый, с реденькими усиками японский офицер. Подозрительно посмотрев на Богомягкова, он наставил на него револьвер и скомандовал по-русски:

— Стой!

Богомягков скосил глаза и увидел, что на Фрола, Георгия и Кириллова тоже направлены револьверные дула.

— Борсефик? — спросил японский офицер у Балябина.

— Нет, господин офицер, мы золотоискатели с Алдана. Ходим туда, — и показал рукой в сторону Амура, — а потом обратно.

— Ходи полиция, все скажешь, — приказал офицер.

В первую минуту у Балябина вспыхнуло желание выхватить свой револьвер, лежавший за поясом у живота, и уложить всех четверых японцев, но в этот час, когда на улицах Маго было людно и шумно, выстрелы могли привлечь не только маньчжурскую полицию, но и японцев, давно хозяйничавших в городке. Уж лучше хитростью избавиться от японского офицера. Он осторожно бросал взгляды на своих товарищей, давая им понять, что затевать драку на виду у людей не стоит.

Перед входом в полицию два японских солдата пинали лежавшего на тротуаре окровавленного маньчжура. Балябин представил себе, что ожидает его в полиции, и в нем вспыхнула злоба. Сильным ударом ножа в голову он свалил японского офицера, замертво упавшего на мостовую. Георгий, Гоша и Кириллов набросились на жандармов, сбили их с ног и убежали. Никто из прохожих и не собирался их задерживать. Свернув за угол, они осмотрелись, куда им скрыться, но неожиданно, словно выросший из-под земли, маньчжур с добродушной улыбкой обратился к ним на русском языке:

— Спрячьтесь в моем доме.

Маньчжур был одет в хорошо сшитый чесучовый костюм и вызывал к себе доверие, но Балябин тем не менее пробурчал:

— А потом выдашь японцам?

— Я не предатель, а японских жандармов ненавижу так же, как и вы.

Он сказал так убедительно, что аргунцы поверили ему.

— Веди! — сказал Фрол.

Маньчжур ввел их в чистую, красиво обставленную комнату.

— Побудьте здесь несколько дней, японцы потеряют ваш след и успокоятся, — предложил он и вышел из комнаты.

Казаки остались одни.

— Что же теперь будет? — нерешительно спросил Богомягков, но, увидев предостерегающий жест Балябина, замолчал.

— Подслушивает, — прошептал Фрол, намекая на хозяина квартиры. Он поманил к себе всех пальцем. — Мы коммерсанты, бежавшие от большевиков, и пробираемся в Даурию.

Ничего другого Балябин не мог придумать, но предложенная им версия никого не удовлетворила, впрочем, сам Балябин сознавал, что ни японская, ни маньчжурская полиция все равно им не поверит.

Томительно тянулось время. Только через несколько часов маньчжур бесшумно появился в комнате и сказал:

— Если вы голодны, я предложу вам рисовую кашу. К сожалению, ничего другого у меня нет.

Балябин мучительно думал о хозяине: «Если бы он хотел нас выдать, то мог это сделать с первой минуты нашей встречи, но вот уже четыре часа мы в безопасности. Кто же наш спаситель? Удивительно, что он хорошо владеет русским языком. А может быть, он хитрит?» Балябин даже уверил себя в том, что хозяин бесспорно хитрит, ведь в Маго жили чуть ли не одни контрабандисты, торговцы золотом, опиумом и спиртом. Хорошему человеку в этом городке делать нечего.

— Спасибо, хозяин, мы сыты, — холодно ответил Фрол.

Маньчжур безмолвно покинул комнату. Когда стемнело, он снова пришел и сказал:

— К сожалению, у меня постелей нет, ложитесь прямо на пол.

— Спасибо, — с той же холодностью поблагодарил Балябин, — но мы пойдем.

— Как хотите, я сделал для вас все, что мог.

— Да, да, мы благодарны, — более мягко произнес Балябин, — но мы пойдем.

Аргунцы протиснулись через узкие двери и вышли на темную улицу.

На востоке из земли вырвался в небо первый луч, и сразу посветлело. Над землей встало в росе теплое и свежее утро. В тусклой синеве неба белело стадо мелких барашков. В поселке Невер глохнул собачий лай. За поселком петляла пыльная, безрадостная дорога, которая не манит попавшего в этот суровый край путника.

К Васильевскому прииску приехали на рассвете. Расположенный у подножья высокой сопки, он тянулся двумя узкими улицами. Старые бараки в беспорядке тесно тулились, наползая один на другой.

— Быстрее, Степан! — торопил Лазо. — В тайгу, подальше от человеческого жилья!

Размахивая вожжами, Степан описывал ими круги в воздухе, подгоняя лошадей.

Василий Бронников ехал рядом с Лазо. Лицо его, смуглое от крепкого загара, было сейчас запылено, глаза потускнели.

— Не думал я, что так кончится, — сказал он, обернувшись всем корпусом к Лазо.

— Рано тревожишься, Вася, — пожурил Лазо. — Борьба продолжается. Может, ты устал?

Бронников задумался.