Фабиан Гарин - Командующий фронтом

— Не больше тебя, — ответил он.

— Вот это голос моего друга Бронникова, а то «не думал, что так кончится». Но вид у тебя все же невеселый.

— Видишь ли, Сергей, мы уходим в тайгу надолго, а мне хотелось бы проститься со своими стариками.

— Кто же тебе мешает?

— Без твоего разрешения не поеду.

— Езжай! — сказал безразличным голосом Лазо.

— Спасибо, друг! А где же искать тебя?

— В тайге.

— Тайга велика.

— Ищи сначала в верховьях Олекмы, продвигаться будем на восток к Зее.

Бронников, взмахнув кубанкой, тут же повернул коня и поехал обратной дорогой.

— Даром пустил его, Сергей Георгич, — сказал Без-углов, когда Лазо поравнялся с повозкой.

— Вернется.

— Кабы так, а то ведь до своей станицы не доберется. Нешто и я не хотел бы повидать Машу и Мишутку? Позволь мне — а я не поеду, потому гиблое дело, выдадут атаману, а тот семеновцам, и меня, раба божьего, поминай как звали.

На дороге показался человек. Когда сблизились с ним, Лазо спросил:

— Издалека?

— С Бородинского прииска, — ответил встречный в рваном и заношенном до блеска пальто на тощих плечах. Он был высокого роста, сероглаз, часто переминался во время разговора с ноги на ногу.

— Ну, как у вас? Что говорят про советскую власть?

— Будто в Якутии белые да и в Чите они. А правду не знаем. В общем, хорошего мало. Наше дело маленькое: поднимать золото с каменной постели.

— Далеко идешь?

— На Васильевский прииск наниматься. Поругался с маркшейдером, не человек, а гнус. Терпел, терпел, а сегодня решил податься к соседям.

— Что ж рассказывают про Читу? — допытывался Лазо.

— Всякое, — охотно ответил старатель. — Будто беляки решили изловить большевистского комиссара Лазо, а он им не дается. То в одном городе объявится, то в другом, завирушку закрутит, а сам улетит, как божья птица. Такого, вестимо, не сыщешь и днем с огнем.

— Значит, не человек, а черт, — заключил Лазо.

— Никакой он не черт… — Старатель запнулся, испугавшись своей словоохотливости. «Кто эти люди? — подумал он. — Скажешь лишнее, а тебя за шиворот — и в тюрьму». И, не договорив, старатель махнул рукой и пошел своей дорогой.

За Бородинским прииском стали встречаться зимовья. Степан, отдав вожжи Ольге Андреевне, пересел на коня и выехал вперед. Позади него ехал Лазо. И вдруг Безуглов заметил, как из тайги вышел человек с винтовкой и, оглянувшись, засеменил к зимовью. За ним — другой.

— Хунхузы, — крикнул Безуглов, обернувшись в седле к Лазо.

— Скачи к повозкам за пулеметом! — приказал Лазо и прильнул к своему биноклю, с которым он не расставался.

Дремучая тайга шумела, и заметить в ней движение человека даже с помощью бинокля было трудно.

Степан скоро возвратился, установил пулемет, но стрелять из него он не умел. Пришлось Лазо самому вставить ленту и, нажав на гашетку, дать очередь.

Хунхузы разбежались. Зимовье оказалось пустым, но железная печь была в нем натоплена, и на куске жести жарились лепешки из белой китайской муки. Безуглов подбросил хвороста, и пламя загудело в печке, просовывая огненные языки в прорези прикрытой дверцы.

Согревшись и передохнув, двинулись дальше.

— Ночевать будем в тайге, — предупредил Лазо.

Ночь выпала туманная, холодная. Безуглов развел костер. Сучья дымили, языки пламени буйно играли в дыму. Сухие щепки ломались от огня, разбрасывая в стороны золотые брызги.

Лазо и его друзья сидели вокруг веселого огня и грызли сухари, прихлебывая кипятком.

— Жаль мне казака, Сергей Георгич, который осенил тебя крестом, — сказал Степан. — Уж как ему хотелось поехать с тобой.

— Хороший старик, мне самому жаль было расставаться с ним.

Потом все улеглись спать, кроме Безуглова. Он охранял лагерь и напевал про себя любимую песню:

К вечеру отряд Лазо добрался до реки Тыгды, неподалеку был расположен дом известного в тех местах зимовщика Шкарубы. Степан, дойдя до реки один, увидел на противоположном берегу невысокого худого старика с развевающейся на ветру седой бородой. Не дожидаясь зова, старик сел в небольшую лодку и, гребя одним веслом, поплыл к берегу, на котором стоял Безуглов.

Не сходя на берег, старик неприветливо спросил:

— Зачем пожаловал сюда?

— Не ты ли Шкаруба? — по-деловому спросил Степан.

— Я!

— Плот у тебя есть?

— Дом, что ли, собираешься перевозить? — усмехнулся зимовщик.

— Не дом, а две повозки, лошадей да людей.

— Кто такие будете?

Степан по затаенной усмешке старика понял, что тот готов за деньги перевезти хоть черта, не то что повозки, и без обиняков сказал:

— Почто долго толковать?.. Перевези да и на ночлег устрой, а деньги я тебе заплачу.

— Ладно! — согласился Шкаруба.

— Вот и сговорились, плыви за плотом.

— Где же твои повозки? — поинтересовался зимовщик.

— Пока приплывешь с плотом — все на берегу будем.

По ленивой воде Тыгды медленно шел плот, и Шкаруба, стоя на нем широко расставленными ногами, управлял одним багром.

Перед тем как снесли первую повозку на плот, Безуглов в присутствии Ольги Андреевны обратился к Лазо:

— Очень прошу тебя, Сергей Георгич, не сильно в глаза бросаться. И звать я тебя буду не по отчеству, а просто Серегой.

— Думаешь, зимовщик выдаст?

— Береженого и бог бережет. Ты меня извини за старую присказку, другой не вспомнил. Шкаруба, видишь ли, деньги любит, обрадовался, когда пообещал ему уплатить. А такой за деньги все сделает.

Несколько раз возвращался Шкаруба с плотом, перевозя красногвардейцев, и вместе со Шкарубой возвращался и Безуглов. Когда переправа закончилась, зимовщик, потирая натруженные, давно огрубевшие руки, потребовал:

— Выкладывай деньги, человек незнакомый!

Сергей успел незаметно всунуть в руку Степана ассигнации, и тот, быстро скомкав их, спрятал в свой карман.

— Торговаться я не стану, но заплачу по совести. Мы не старатели, не с фартом едем, и не душегубы с большой дороги. — Степан вытянул одну ассигнацию, потом другую, поплевал на них и добавил: — Получай наши трудовые деньжата.

Шкаруба рассмотрел ассигнации и спрятал их за пазуху.

Дом, в котором жил зимовщик с женой, стоял у дороги. Другой был в лесу, а третий — еще дальше. В нем ютились два старика, два неразлучных таежника, доживавших свой век. К ним и подался Безуглов.

Наступили осенние сухие солнечные дни, когда в тайге видимо-невидимо рябчиков. На склонах гор созрел дикий виноград, поспели кедровые орехи, а на кустах малинника краснели пузырчатые ягоды.

В один из таких дней Лазо с Безугловым, позвав стариков-таежников, отправились на охоту. Одного из стариков звали Демидом, другого Егором, и отличить их друг от друга было трудно: оба обросшие, с большими узловатыми пальцами на руках, оба осипшие и незлобивые.