Ольга Алленова - Орест Кипренский

В марте 1812 года Ольденбургский выехал из Твери в Вильно, где, как известно, в июне царь и весь собравшийся в Вильно двор и военный штаб встретили начало войны. Кипренский же отправился в Петербург, откуда в это время уходили войска.

Портрет принца Георгия Петровича Ольденбургского. 1811

Екатерининский дворец-музей, Пушкин

Портрет Николая Семеновича Мосолова. 1811

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Калмычка Баяуста. Около 1813. Рисунок

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Кипренский, как говорилось, подлинный создатель карандашного портрета в русском искусстве. Масштаб его и как портретиста, и как рисовальщика, мастера графической формы и стиля, уникален. Только к концу XIX века у Репина, затем у Серова, отчасти у Врубеля произойдет новый взлет этого жанра. Но и на этом фоне по богатству стилистических модификаций, разнообразию лиц, остроте индивидуально и социально характерного Кипренский остается непревзойденным.

Атмосфера графических портретов Кипренского заставляет забыть об отношениях «художник - заказчик»; невольно воображается, что художник сам выбирал, кого портретировать. Но не будем забывать, что сама по себе эта атмосфера есть род художественной иллюзии, созданной выдающимся мастером.

Круг моделей художника, как говорилось, замечательно широк. Можно при этом отметить, что Кипренский «отрисовывает» подчас вереницы лиц, связанных семейственными или дружескими узами. Это относится, например, к дому и кружку Алексея Николаевича Оленина. Здесь гости чувствуют себя как дома:

Меж тем, как замечает

Кипренский лица их

И кистию чудесной,

С беспечностью прелестной,

Вандиков ученик

В один крылатый миг

Он пишет их портреты...

Так писал Батюшков, воссоздавая атмосферу оленинской дачи в Приютине под Петербургом. Эти быстрые, сделанные «в один крылатый миг» портреты, почти наброски, передавая атмосферу теплого, дружеского общения, вместе с тем иногда так остры, характерны и живы, что нередко их портретные качества предпочтительнее целого «большого» портрета, сделанного другими художниками. Таков Портрет Алексея Николаевича Оленина, на котором Кипренский поставил число: ноября 30 1813.

Портрет Алексея Николаевича Оленина. 1813. Рисунок

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Или Калмычка Баяуста. Обычай держать в доме арапов, карликов шел еще от допетровского времени, оттуда же и мода на калмыков. Баяуста, как следует из надписи на обороте портрета, отбивала в церкви земные поклоны вместо своей барыни, А.С. Олениной. Или другой пример, в строке Пушкина: «...Желай мне здравия, калмык!» - из послания Никите Всеволожскому, у которого на домашних вечерах в молодежно-мужском обществе, если кто-то произносил непечатное слово, слуга хозяина - мальчик-калмык подносил ему бокал со словами: «Здравия желаю!». Вглядываясь в портрет, так и чувствуешь, слышишь, как барыня говорит художнику: «Нарисуй мою девчонку», а мажорный колорит красной пастели в цвете «национального» наряда, повадка раскованной,обаятельно-лукавой «шутихи», явно любимицы в доме, чуть смущенной под взглядом живописца, убеждают, что Кипренский с непреложностью постоянно бодрствующего художественного инстинкта, без всяких забот и деклараций о том,что и «простой» человек «чувствовать умеет», непринужденно и артистично чертит портрет, предвкушая возгласы - «ах, как похоже! ну, просто живая...»

Именно в графических портретах особенно разнообразно представлена тема юности, совершенно иначе прозвучавшая у Кипренского. В романтизме детство и юность приобрели статус самостоятельных миров, независимых и не обязанных, как то было в XVIII веке, соизмерять себя с «взрослостью» как нормой. Это было одно из открытий и завоеваний романтизма. У Кипренского в этой теме первенствует портрет Челищева. Открытость «всем впечатленьям бытия» в случае детской и юношеской модели есть сама сущность, смысл существования. Менялся стиль рисования от десятых к двадцатым годам, спокойнее и беспристрастнее становился взгляд на модель, соотносительно тому, как остывал в самом художнике энтузиазм молодости, но неизменно сохранялись пленительные приметы отзывчивости, восприимчивости юношеской натуры, начиная с портрета Наташи Кочубей, кончая Портретом неизвестного (Из семьи Орловых-Давыдовых) 1828 года.

Портрет Александра Павловича Бакунина. 1813. Рисунок

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Портрет Елизаветы Марковны Олениной. 1813. Рисунок

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Портрет Никиты Михайловича Муравьева. 1813. Рисунок

Государственный Литературный музей, Москва

В портретах Александра Бакунина и Натальи Кочубей (оба - 1813) герои находятся почти в той же ситуации быстрой отзывчивости на внезапное событие, как Баяуста, конечно, без ее плебейских ужимок. В движении и повадках они - воспитанные дети, с хорошими манерами в крови. Подростковая мечтательность Бакунина, и рядом - подвижная грация Кочубей. Оба портрета - пример уже определившегося стиля рисования: небольшой формат, легкая подцветка пастелью при густой штриховке фона. В мастере-рисовалыцике сказывается живописец, понимающий фон не как замыкающую плоскость, а как пространственную среду. Он располагает светлую фигуру на темном или темный силуэт на светлом фоне, обозначающем светоносное пространство, а главное, своего рода резонирующую - гулкую, наполненную отзвуками извне - среду вокруг человеческой фигуры.

Александр Бакунин, лицейский сверстник Пушкина, изображен в синей лицейской форме. Его фигурка в тесном и одновременно мешковатом мундирчике помещена в затесненном пространстве между кромкой стола, на которую опирается рука, и резной спинкой довольно громоздкого резного кресла. Безошибочно просто и вместе с тем тонко передана здесь угловатая стесненность, скованность, стеснительность юнца, столь узнаваемо-типичная и свойственная вообще подростковому возрасту, причем мальчишеской половине в большей степени,чем девической.