Иван Лазутин - Судьбы крутые повороты

Из штаба бригады я вышел словно хмельной. Как-то все сразу, в одну кучу смешалось: и гвардейское минометно-артиллерийское училище, по окончании которого я стану офицером, и почти заверение начальника штаба забрать меня в 22-ю минометную бригаду. Саше Загороднюку я сказал, что меня направляют в училище. Завистливым человеком Сашу Загороднюка, этого высокого, статного красавца, назвать нельзя. В душе его гнездилось больше благородных чувств, чем чувств, грешащих даже малейшими признаками зависти, но все-таки он удивился, почему выбор для командировки на учебу в Омск пал на меня, а не на него, который участвовал в боях на Прохоровском поле, на Орловско-Курской дуге?

Простившись с батарейцами своей боевой установки, я зашел в палатку парторга дивизиона, уже знавшего, что меня командируют в Омское училище, поблагодарил за доверие, которое он оказал мне своей рекомендацией, и спросил его, что мне с ней делать.

— Вступай с ней в партию в училище. Сейчас есть указание из Центрального Комитета партии о том, что в штатской жизни фронтовые рекомендации в партию действительны. Так что с Богом, Ваня, по-братски желаю тебе успеха и счастья. Пиши, когда поступишь.

Зашел я и в палатку майора Шмигеля, чтобы проститься с ним и поблагодарить за такое участие в моей судьбе. Его в палатке не было, по какому-то срочному делу он был вызван в штаб дивизии.

Теперь уже не помню тот небольшой белорусский городишко, до вокзала которого нас с Сашей довез шофер майора Лютова. Грустным было это расставание. Уже в вагоне Саша распечатал заткнутую тряпицей бутылку самогонки и мы выпили на прощанье.

За дорогу до Омска много дум пронеслось в моей голове. И одной из них была печальная мысль сожаления, что мне не пришлось со своими батарейцами участвовать в штурме Варшавы и расписаться на стенах Рейхстага. Наверное, с молодых еще лет я несу в душе своей честолюбивые желания.

В Омске в январе или феврале в наше училище с новым маленьким пополнением прибыл Саша Загороднюк. Как мы оба были рады этой встрече! В Омское училище его направил тот же полковник, начальник штаба нашей бригады, который определил и мою дальнейшую участь. Полковник помнил меня, даже передал мне привет и напомнил о своем обещании. Это приятно было услышать… А когда я спросил у Саши о майоре Шмигеле, он как-то поник и сообщил мне, что командир дивизиона майор Шмигель при штурме Варшавы погиб, сраженный осколком снаряда. Привез он мне и привет от парторга дивизиона, сообщив при этом, что последнее время он что-то стал прихварывать. Жаловался на здоровье и Саша Загороднюк.

Если война с ее неожиданными и то трагическими, то драматическими сюжетами непредсказуема и новизной своей всегда волнует, то размеренная гарнизонная жизнь с ее строгой дисциплиной в глубоком тыловом городе порой навевает занудливую скуку. Незаметно и медленно вызывает разочарование. Пробовал писать стихи, но они получались без огонька, резонерскими и вымученными. В увольнение в город отпускали только курсантов дисциплинированных и отлично успевающих по политическим и военным предметам. В число этих курсантов я не вписывался, а поэтому за полгода пребывания в этом училище в город я сходил на увольнение лишь два раза. Омск был напичкан почти десятком уже старых военных училищ, еще дореволюционных времен. Особенно почетным и привилегированным училищем было пехотное, построенное в прошлом веке. Наше училище, Второе гвардейское минометно-артиллерийское, расположенное на проспекте Маркса, своим фасадом выходило на городской сад с огромным фонтаном в центре и красивыми аллеями цветов. И как мне стало известно, девяносто процентов всех военных училищ Омска были сформированы из бывалых фронтовиков. Десять процентов курсантов составляли дети военачальников Омского гарнизона. Они-то в увольнение уходили каждую субботу. Вопросы эти они решали через своих родителей, полковников и генералов.

И вот тут-то, задумываясь над своей судьбой, я начал понимать, что для военной жизни я не рожден. Некоторые из нас, курсанты училища, кто уже четвертый год нес на своих плечах тяжелую глыбу воинской службы с ее фронтовыми лишениями, начали охладевать чувством «упоения в бою». Всех нас впереди ждала размеренная, гарнизонная жизнь, не совместимая ни с поэзией, ни с творчеством.

Теперь нас все сильнее и сильнее начали волновать события на фронте, бои за Берлин. И вот, наконец, этот день Великой Победы в Великой Отечественной войне наступил. Хотя мы, как и вся страна, уже два дня знали, что победа пришла, что Берлин был взят, и все-таки утром 9 мая в час торжественного построения училища на площади перед казармами, замерев в напряженной стойке «смирно», мы, более тысячи курсантов и офицеров, смотрели в одну точку — на трибуну, на которой развевалось знамя нашего гвардейского училища. Нелегкой походкой поднимался по ступеням на трибуну уже немолодой генерал, начальник училища, грудь которого была увешана боевыми орденами. За ним на трибуну поднялись старшие и средние офицеры, и тоже все в орденах и медалях. Помню и напряженные лица наших командиров, помню и почти минутную, словно мертвящую паузу, молчания, которая повисла над площадью. Не забуду и слова, которые генерал, подняв левую руку, произнес без всякой бумажки:

— Дорогие мои гвардейцы! Поздравляю вас с Днем Великой Победы в Великой Отечественной войне!

Эту волнующую фразу он произнес без всякого микрофона, чем пользуются избалованные в теперешние годы ораторы на трибунах и артисты на сценах. Но голос генерала был услышан всеми, и его возглас «Ура!» был трижды повторен тысячью курсантов и офицеров, стоявших на площади.

После праздничного завтрака, за которым курсанты получили по двойной порции рисовой каши, по двойной порции сливочного масла и сахара, а также по две сосиски, казармы и территория училища словно вымерли. Каждый курсант получил увольнительную до 10 часов вечера. Проходная не справлялась с потоком курсантов, выходивших на улицу, а по сему открыли настежь ворота. Да, это был колоссальный праздник! Планетарный праздник человеческого счастья. Победа! Победа над мировым злом, грозившим человечеству уничтожением, победа над фашизмом. Город Омск ликовал, он был заполонен праздничным штатским и военным людом. Начальники военных училищ Омска словно сговорились, почти на каждых вторых погонах военного пестрели номерные знаки училищ, выраженных буквами и цифрами. Из всех 10 училищ Омского гарнизона гвардейским училищем было только наше. И мы этим гордились, даже во взглядах девчонок читали какое-то улыбчивое выражение. Значение слова «Катюша» знали не только первоклассники, но и старики, знали и огневую мощь этого оружия.