Вернер Ланге - Художники во Франции во время оккупации. Ван Донген, Пикассо, Утрилло, Майоль, Вламинк...

Эжен Рюдье и Вернер Ланге перед произведением Арно Брекера (Частная коллекция).

Богатый дом Рюдье в Везинет окаймлял красивый парк с прудом. Замечательное место!

Дом был заполнен шедеврами. Скульптуры были повсюду, даже в парке, под большими деревьями. Со стороны улицы перед домом возвышалась Тень Родена [62] Тень Родена — скульптура, изображающая Адама. Была предназначена сначала для Врат ада , но выставлялась как самостоятельное произведение, как и Ева . Подобно Еве , Тень не была завершена (отсутствовала одна рука). Эта скульптура украшает могилу Эжена Рюдье на кладбище Везинет. , скульптура два метра высотой, предназначенная украшать могилу Рюдье. Это зловещее напоминание о смерти меня немного удивило, ведь Рюдье был полон сил. В большом парке можно было увидеть Три грации Майоля, работы Бурделя и Родена; свинцовый трехметровый Фавн Дарде [63] Фавн, преследующий нимфу Поля Дарде (1888–1963) — французского скульптора, давнего сотрудника Родена. улыбался дьявольской улыбкой среди деревьев.

За парком была маленькая вилла, старинная собственность жены Рюдье, где семья поселила серьезно заболевшего Антуана Бурделя (там он и умер). После его кончины семья Рюдье продала виллу Люси Валор [64] Люси Валор — французская художница, урожденная Люси Во, вдова богатого бельгийского банкира и коллекционера Роберта Пауэл-са. Под влиянием Сюзанны Валадон вышла замуж за ее сына Мориса Утрилло в 1935 году. в год ее брака с Морисом Утрилло.

Мы с Рюдье были хорошими друзьями, но, разумеется, не могли быть постоянно вместе. Я был удивлен, когда однажды встретил его рядом с моим бюро на Елисейских Полях. Обычно он предупреждал о приезде через своего секретаря или приходил без приглашения в полдень, чтобы выпить аперитив у своего друга Франси, который держал бар на углу авеню Монтень и улицы Байяр. (Его «Американский бар» потом был заменен бутиком «Диор».)

В ответ на мой вопрошающий взгляд Рюдье начал с того, что его племянник Жорж, которого я не знал, устроил в Монруж маленькую промышленную литейную мастерскую, специализировавшуюся на запасных частях для железной дороги. От Жоржа долго не было вестей. Оказалось, что его арестовала и увезла на улицу Соссэ [65] Между 1940 и 1941 годами в доме № 11 на улице Соссэ находилась немецкая полиция, 4-й отдел которой был известен под названием гестапо. Сегодня здание занимает Главное управление национальной полиции и Главное управление национальной жандармерии. немецкая полиция. Мне ничего не оставалось, кроме как направиться по указанному адресу. Дорогу туда я хорошо узнал после истории с Диной Верни, моделью Майоля, о чем расскажу позже. Довольно приветливые, должен сказать, офицеры немецкой полиции объяснили мне, что Жорж Рюдье замешан в спекуляциях металлом. Никакой политики, следовательно. Уф-ф! Я боялся, что он участник Сопротивления или что-то в этом роде. Поскольку мои худшие предположения не подтвердились, у меня появился шанс вытащить его оттуда. Тем не менее я долго вел переговоры, прежде чем смог убедить полицейских, что не надо делать из мухи слона. Мне пришлось трудно, потому что металл являлся во время войны стратегически важным материалом, и, следовательно, обвинение было достаточно серьезным. Естественно, я не преминул заметить, что дядя арестованного — литейщик Арно Брекера и, таким образом, «большой друг Германии». В конце концов они согласились отпустить арестованного, но с условием, что он закроет мастерскую и магазин — в противном случае он мог снова заняться спекуляцией. Чтобы не создавать для Жоржа проблему, я предложил в ответ отдать предприятие под непосредственное руководство его дяди, человека надежного и «большого друга Рейха». Мое предложение было принято, и я покинул здание полиции с молодым Рюдье, бледным, но довольным.

Не имея автомобиля, ни личного, ни служебного, я ходил за покупками пешком или ездил в метро. За исключением тех случаев, когда ко мне приезжал Рюдье, что бывало довольно часто. Как Вламинк, он любил большие мощные автомобили. Три американских машины стояли в старинных конюшнях его дома в Везинет. Разумеется, он не мог ими пользоваться — достать столько бензина в то время было невозможно. Вынужденный искать другие транспортные средства, он запрягал красивую лошадь по кличке Рипп в маленький английский автомобиль. Его видели разъезжающим по улицам Парижа: он управлял двухместной машиной, которую тащила лошадь. Такое передвижение было весьма забавным, но слишком медленным. В результате он купил старый «Ситройен» с возможностью ездить на газе. Французам было запрещено использовать бензин, но поскольку его всегда можно было найти на черном рынке, а Рюдье не был стеснен в средствах, бак «Ситройена» никогда не пустовал. Бутылка с газом, хорошо заметная позади машины, служила только для того, чтобы избежать полицейского контроля. На случай, если бы он был остановлен, чего так и не случилось, Рюдье соорудил маленький кран, который перекрывал поступление бензина и переводил машину на газ.

Майоль во время своего пребывания в Париже в 1943 году (об этом я расскажу дальше) тоже не раз пользовался машиной Рюдье.

Мадам Утрилло заходила в мое бюро так часто, что я даже стал себя спрашивать, не питает ли она слабость ко мне. Мне было лишь тридцать лет, тогда как ей... Она упрекала меня за то, что я не навещаю их, ее и Утрилло, когда бываю у Рюдье в Везинет, хотя часто туда езжу.

Однажды в воскресенье я все же преодолел несколько метров, которые разделяли земли Рюдье и Утрилло, и увидел на входной двери обезоруживающую надпись: «Добрая Люси». Она встретила меня со всей любезностью, но заперла за собой дверь, выходя. Значит, подумал я, правда то, что про нее говорят: Морис Утрилло был буквально заперт у себя дома, постоянно находясь под бдительным наблюдением жены. Люси с гордостью продемонстрировала мне свой сад, в котором все деревья были подстрижены, давая место ухоженной лужайке, окруженной аркадой камней.

Был там также большой вольер, заполненный экзотическими птицами. Все выглядело довольно причудливо, включая дом, который претендовал на сходство со швейцарским шале. Во всю длину фасада, странно выбеленного известью, Люси построила террасу, украшенную с каждого угла огромным стеклянным шаром. Эти странные шары могли светиться разными цветами, в соответствии с настроением мадам: красным, желтым, синим. Люси очень гордилась своим изобретением. Внутри дома все было бело-золотое — ослепительное, мерцающее, монотонное. Даже фортепиано! К счастью, однообразие нарушали несколько картин на стене — известные улочки Монмартра, написанные Морисом.