Иван Фирсов - Русские флотоводцы. Исторические портреты

Тем временем шлюпка, скрываясь за огромными волнами, едва виднелась; матрос вдруг исчез в пучине, видимо, схватила судорога.

Лазарев сосредоточенно всматривался в бушующий океан, временами вскидывая голову вверх. Два матроса и унтер-офицер на раскачивающихся салингах до боли в глазах всматривались в горизонт. Прошёл час-другой, шлюпка не показывалась. Постепенно сумеречная мгла опускалась над бунтующим океаном.

— Шлюпка по корме! — радостно закричал унтер-офицер [32] Закричал унтер-офицер. — Нахимов дал слово и всю жизнь выплачивал пенсию своему спасителю, унтер-офицеру. на грот салинге.

Гигантские волны зыби и крепкий порывистый ветер сильно раскачивали фрегат. Сквозь плотно прикрытые порты орудий заливалась вода на батарейную палубу. Подойти на такой волне к борту — значит наверняка погубить не только шлюпку, но и гребцов.

Лазарев приказал спустить за борт матросские койки, чтобы смягчить удар и выбросить матросам концы на случай, если шлюпку разобьёт. Заложили тали и, выждав мгновение, когда фрегат начал наклоняться в сторону шлюпки, быстро выбрали тали, но не успели поднять шлюпку. Набежавшая волна ударила её о борт и разнесла в щепки. Матросы успели схватиться за концы, и их вытянули на палубу. Огорчённые, насквозь промокшие, стояли они перед командиром. Нахимов виновато развёл руками. Но взволнованный Лазарев положил ему руку на плечо:

— Молодцы, братцы, ради жизни товарища себя не жалели.

По приходе в Сан-Франциско он отметил благородство и мужество своих подчинённых и сообщил в Адмиралтейств-коллегию:

«Сию готовность г. Нахимова при спасении человека жертвовать собою я долгом почитаю представить на благорассмотрение г.г. членов государственной Адмиралтейств-коллегии и льщу себя надеждою, что такой подвиг не найдётся недостойным внимания моего начальства».

На Сан-Францисском рейде «Крейсер» встал на якорь рядом с «Апполоном» и торговым судном Русской компании.

После обеда на шканцы фрегата вышли офицеры, утомлённые нелёгким переходом из Ситхи. Несмотря на позднюю осень, тёплый береговой ветер приятно ласкал лицо…

Полтора месяца прошло с той поры, как «Ладога» доставила из Петропавловска ошеломляющее для Нахимова и всех офицеров известие: по высочайшему повелению мичмана Дмитрия Завалишина предписывалось ближайшей оказией отправить в Петербург для аудиенции у царя.

Больше других изумился и огорчился Нахимов:

— Как же так, брат! От сотоварища, соседа по каюте, утаил…

Смущённый Завалишин, как мог, объяснил, что прежде не мог поделиться с другом, пошутил:

— А вдруг в кандалы бы заковали?

Только с ним и с Лазаревым поделился Дмитрий сокровенными мыслями, изложенными в письме к царю. Через две недели отправлялись «Апполон» и «Ладога», и ему предстояло решить, как ехать в Петербург: морем или через Сибирь.

Лазарев настоятельно советовал ехать сушен: шлюпы возвращались уже знакомым маршрутом.

— Вам, Дмитрий Иринархович, редкий случаи выпадает ознакомиться с такой малоизученной, но важной для России стороной. Ничем вы не обременены в пути, лучшей возможности для путешествия не сыщешь, а кроме прочего, — командир лукаво улыбнулся, — прежде времени с вами расставаться огорчительно.

Утром 12 января «Ладога» и «Апполон» поставили все паруса, произвели прощальный салют и, окутан ные клубами порохового дыма, направились к выходу из залива в океан.

Оставшееся время экипажи заготовляли пшеницу для Новоархангельска. Её покупали по всему побережью, посылая баркасы к северу и югу от залива. Спустя месяц, загрузившись пшеницей и другим продовольствием, «Крейсер» ушёл в Ситху. Лазарев рассчитывал прийти в Новоархангельск через две недели, но океан внёс свои поправки. Больше месяца жестокие штормы трепали «Крейсер», противные ветры гнали на юг.

Приходу фрегата были рады все: и промышленники, и население. Для жителей, особенно для детей, хлеб из свежей муки казался лакомством. Охочие люди готовились к промыслу и могли теперь отправляться безбоязненно и спокойно добывать зверя на далёкие острова. Присутствие «Крейсера» служило порукой от любых нападений.

В середине мая, исполняя обязанности штурмана на компанейском бриге «Волга», отправился в Охотск Завалишин. Оттуда путь его лежал через Сибирь в Петербург. Офицеры и матросы тепло проводили его, а Нахимов перед разлукой обнял друга:

— Когда доведётся свидеться…

Это была их последняя встреча.

Лазарев отослал с этой же оказией рапорт начальнику Морского штаба с характеристикой Дмитрия Завалишина: «Пользуясь сим случаем я обязанностью поставляю рекомендовать г. Завалишина как весьма исполнительного и ревностного к службе офицера и с сим вместе довести до сведения… что в продолжение двухлетнего его служения под моим начальством он как благородным поведением своим, так и усердным исполнением всех возложенных на него обязанностей приобрёл право на совершенную мою признательность».

Истекал срок пребывания «Крейсера» в Русской Америке.

Утром 16 октября жители Новоархангельска вышли проводить «Крейсер». Крепкий ветер не заставил долго ждать и, сопровождаемый прощальными залпами крепостных орудий, фрегат под полными парусами направился к выходу из залива…

Едва успели миновать многочисленные острова, как задул сильнейший южный ветер, начался шторм, и фрегат, беспрестанно меняя галсы, две недели лавировал неподалёку от Ситхинского залива. Путь до Сан-Франциско занял больше месяца. Пополнив запасы, в конце декабря «Крейсер» вышел в океан. На шканцы поднялись офицеры, шкафут заполнили матросы, свободные от вахты. Вдали за кормой, постепенно удаляясь, едва чернела в утреннем мареве полоска отвесного берега форта Росс.

Направляясь к мысу Горн, мореплаватели рассчитывали использовать благоприятные западные ветры, обычно господствующие здесь в это время года. Однако опять не повезло: их встретил противный восточный ветер, временами переходящий в штиль. Наконец ветер переменился. «Крейсер», благополучно обогнув Южно-Американский континент, через 93 дня беспрерывного плавания прибыл в Рио-де-Жанейро.

Здесь Нахимов стал свидетелем заботливого отношения сурового на службе капитана к матросам.

За время перехода заболело 10 матросов, и доктор сказал, что вылечить их можно только на берегу. Расходы на лечение не предусматривались никакими положениями и статьями, но Михаил Петрович снял на берегу специальный дом, окружённый садом, в котором поместил больных матросов. Сухой береговой воздух быстро оказал благотворное влияние на больных, и уже через 10 дней большинство из них перебрались на фрегат.