Владимир Буньков - Дневник научного работника

За последние два года с подобными явлениями разобрались. В расчётах берётся до 240 вихрей. Расчёт на БЭСМ-6 идёт не более часа.

Семинары Белоцерковского последние месяцы проходят не в музее Жуковского, а в общежитии МВТУ. Я хоть и был там весной, но сегодня запутался и пошёл в другую сторону. Смотрю, незнакомый спуск к реке Яузе, я спохватился и спросил у прохожих. Пришлось срочно бежать назад, но всё-таки успел до начала, перегнав по пути Люду Довбищук.

В 12 часов закончились три доклада, и я удалился, предвкушая удовольствие проехаться по магазинам с бытовой электроникой, вплоть до Ленинского проспекта. Наши люди там тоже не сидят до конца, стараясь пройтись по Москве, – ведь это удаётся не каждую неделю.

Я очень интересуюсь состоянием бытовой радиоэлектроники в стране, тщательно записывая в свою тетрадь новые факты. Метро Шаболовка, пешком две минуты до комиссионки. Народу битком, цены на японские ВМ выросли до 4000 руб, есть и 9000. Недалеко – «Радиодетали». Исчезли дешёвые тестеры по 40-45 руб, остались только по 77 руб. Надо будет сказать Гере и Мосунову. У меня лично тестер есть, я его купил 30 лет назад за 20 руб, это безотказный «АЦ-20».

Появился дефицит: магнитофонные головки, в том числе для моих магнитофонов: 6В24-710 и 6А24-710, по 80 руб. Дешёвые – по 45 и 7р.

Что касается ближней «Электроники», - самого важного магазина, где продают видеомагнитофоны, то я видел из троллейбуса, что он закрыт, а доброжелатели тут же мне рассказали, что там сегодня творилось. Как всегда, с ночи там дежурила очередь на запись. Милиция по «матюгальнику» громко требовала разойтись, потому что сегодня записи не будет, так как запись на покупку видеомагнитофонов «Электроника» в 1989г будет организована по предприятиям. Толпа всё-таки с открытием магазина ворвалась внутрь и стала требовать от администратора записи. Тот трясся от страха. Тогда магазин закрыли, а милиция удалилась. У меня уже есть два ВМ, но всё равно интересно.

16 декабря 1988 года, пятница.

Состоялось партийное собрание по выдвижению в Верховный Совет от КПСС. Всего нужно 100 делегатов съезда, в том числе от Московской области два. Предлагалось обсудить 4 кандидатуры: Горбачёв, Бакланов, Месяц и Павловец. От ЦАГИ только Павловец, а остальные – для солидности. Идея такая: если мы просто выдвинем нашего кандидата Павловца, то его наверху там никто не знает, и он не пройдёт. Если же мы подадим своё предложение в солидном сочетании, то появится надежда. Ещё рассуждали так: от области надо двоих. Один – это наверняка окажется секретарь обкома Месяц, а другой – это будет простой коммунист, может быть доктор наук Павловец.

Но подавать 4 кандидатуры вместо одного – это экспромт. До этого на другом собрании предложили одного Загайнова. И сейчас ещё не понятно, за кого голосовать, и поэтому начались выступления. Первым выступил Галкин с защитой кандидатуры Павловца: он хорошо его знает по совместным поездкам за границу. Павловец проявит себя достойным депутатом. Тогда Галкина спросили, что он скажет о других кандидатурах, в частности, о Горбачёве. Он ответил: «Я Горбачёва не знаю», - и сел на место.

Шли дебаты. Виктор Довбищук предлагал вообще отказаться от участия в выборной кампании, так как ЦАГИ во время всенародного обсуждения проекта конституции был против нововведений, в частности, против депутатов от общественных организаций.

Потом начали голосовать. Сначала голосовали за Горбачёва. Стали писать на доске мелом. Но ведь у нас народ мудрый: кто-то предложил ускорить процесс голосования и начать с подсчёта «кто против». Логично: если «против» нет, «воздержавшихся» нет, то значит все «за». Тогда и считать по рядам не надо, потому что на собрании 58 человек.

Итак, сначала голосовали за Горбачёва. Секретарь собрания спрашивает: «Кто против?» Смотрит в зал, – никто не поднял руки. Тогда он обращается к Галкину: «Михаил Сергеевич, разве Вы не против?» «Нет, нет!» «Но Вы выступали против». «Нет, нет».

Так было и на XIX партконференции. Выступал народный артист СССР Михаил Ульянов. Он голосом маршала Жукова рубил с плеча, что нельзя допускать, чтобы на руководящие должности выбирали два срока подряд… и тут обернувшись в сторону Гобачёва, он добавил голосом уже обычного Ульянова: «Вас это не касается, Михаил Сергеевич».

18 декабря 1988 года, воскресенье.

Суббота пропала, потому что её объявили рабочим днём без обеда с 8 15до 14 15. Но вообще рабочие субботы, как и субботники, проходят бестолково.

В соседней квартире смолят лыжи, – запах чувствуется сквозь стенку. Я сижу в подвале с паяльником. На днях удалось локализовать неисправность в декодере: он оказался не при чём, а барахлило согласующее устройство. И вот я собрал новый блок «вход – видео», а завтра проверю прохождение видеосигнала на осциллографе. Что касается телевизора, то это придётся отложить до Нового года, так как его снова забрал Виктор на неделю. Раз человеку хочется окунуться в мир кино, я за него рад.

19 декабря 1988 года, понедельник.

Всё острее встаёт вопрос о финансировании на следующий год! С Нового года зарплата сотрудников не обеспечена хоздоговорами. Странно! Многие годы заключались договора с заводами, и это составляло основную часть зарплаты, по крайней мере, в нашем отделе. А теперь все заводы как один отказываются заключать с нами договора.

Дело объясняется просто: при переходе на хозрасчёт цена наших работ резко возросла – в три раза. Она равна зарплате, умноженной в 8 раз. Это потому, что к нашей зарплате отныне прибавляются расходы на амортизацию гигантского оборудования, на жилищное строительство… Раньше это обеспечивалось бюджетом. Заводы призадумались: дорого. Все выжидают. А денег нет. Наука теперь будет сама себя окупать. Ну, а если учёный занимается астрономией или историей, кто ему будет платить? Все мои коллеги в растерянности.

А тут вдруг узнали, что некоторые наши расчётчики, кроме зарплаты, получают дополнительные деньги по договорам с заводами – это Дима Евсеев. Сегодня Ира показала договор, по которому Дима получил 800 руб, и так же было в прошлом году. По этому поводу на меня насели Рыбаков и Набиуллин, почему мы так же не делаем? Я воспринял это как упрёк мне, и предложил Эдди быть начальником сектора вместо меня, но оказывается, они были недовольны не мной, а собой. А я их уверял, что Евсеев работает гораздо активнее, чем они. Я им всегда доказывал, что лучше просто быть научным работником и получать за тематику, а не по договорам. При этом остаётся больше возможностей для творчества. А они частенько завидуют экспериментаторам, которые получают премию 50%, а мы – только 20%. Они забывают, что, зато у них сравнительно высокий оклад: 300 руб, - и отпуск на полтора месяца, и возможность заниматься, чем хочешь. Разве они забыли, что они сами себе составляют план на следующий год? Разве плохо?