Николай Молчанов - Огюст Бланки

Гораздо большую роль наряду с Бланки играл Арман Барбес. Даже внешне они резко отличались друг от друга. Маленький, тщедушный, суровый Блэнки и огромный, пышущий здоровьем, силой, темпераментный Барбес не дополняли, а противостояли друг другу во многом. Барбес был креолом, родившимся на Гваделупе на пять лет позже Бланки. Затем он жил на юге Франции, где владел богатым поместьем, унаследованным от отца. В отличие от Бланки он не был поклонником социальной республики. Он увлекался идеями Великой французской революции, верил в бога, считал необходимым сохранение в будущем частной собственности. Барбес е его романтической, экспансивной натурой казался антиподом сдержанного, замкнутого Бланки. Если один всегда молчал, то другой говорил беспрерывно, говорил громко, восторженно или яростно, но всегда наивно и поверхностно. И все же Барбес привлекал Бланки своей страстью к действию. А это было, по его мнению, главной задачей «Общества семей». Не случайно одним нз условий приема, разработанных Бланки, служило обязательство доставить и передать в его фонд максимально большее количество пороха. Каждый должен был также иметь личный запас не менее двух фунтов. На опыте революционных сражений в июле 1830 года Бланки убедился, сколь опаспо для восставших отсутствие боеприпасов в критический момент. Поэтому необходимо создать достаточный запас. Поскольку приобрести готовый порох не удалось, решили наладить его производство.

Наняли маленький двухэтажный дом на тихой улочке Лурсин, в районе больниц и монастырей. Здесь была устроена мастерская по изготовлению пороха. Бланки ежедневно ходил сюда и следил за работой. Мартин Бернар по вечерам являлся за готовой продукцией и переносил ее на улицу Дофин, где делали пули и патроны. Дело шло быстро, ибо работали и по ночам.

Но вокруг смелого предприятия уже сжималось полицейское кольцо. Смутные, неопределенные сведения об «Обществе семей» стали поступать давно, еще с 1834 года. Но решающий толчок слежке дали последние показания сообщника Фиески — Теодора Пенена, казненного в феврале 1836 года. Полиции удалось внедрить в ряды общества студента-фармацевта Лукаса, наемного шпиона, который и доставил сведения о пороховой мастерской. Власти узнали также от других осведомителей о подозрительном, необычном шуме, который слышен по ночам кз дома ИЗ по улице Лурсин. 10 марта дом был окружен. Арестовали занятых изготовлением пороха нескольких студентов и рабочего-столяра Адриена Робера. Было известно, что это он сделал по заказу Фпески деревянную раму для его «адской машины». В доме на улице Лурсин обнаружили 150 фунтов готового пороха, еще больше

сырья для его производства, сушильные аппараты, разные инструменты, учебник для военных инженеров. Мало того, полиция нашла некоторые документы «Общества семей», в частности, большой список условных псевдонимов членов общества. Правило Бланки — не иметь никаких письменных документов — оказалось нарушенным, и это имело самые плачевные последствия.

12 марта полиция явилась к Бланки, в его квартиру на улице Фоссе-Сен-Шак. Но его уже предупредили, и он успел скрыться. 13 марта постучали в квартиру Барбеса. Открыл сам хозяин, по впустить непрошеных гостей не захотел. Завязалась рукопашная схватка, в которой нескольким представителям закона только ценой отчаянных усилии удалось скрутить руки этому силачу. Войдя в квартиру, полицейские увидели лежащего в постели Бланки. Он также, по примеру Барбеса, оказал яростное сопротивление, хотя далеко пе с таким эффектом. Полиция немедленно начала обыск. Бланки с ужасом увлдел в руках у агентов список членов общества. Тогда он, обнаружив невероятное проворство, вырвал у них из рук документ и проглотил его. По все же многие важные бумаги были захвачены, в том числе и правила приема а «Общество семей». Всего в эти дни полиция арестовала 43 человека. Правда, некоторых освободили под залог, как Барбеса. Но Бланки оставлен в тюрьме.

Итак, полный провал. Беда случилась из-за того, что «Общество семей» стало слишком большим. Разве легко держать в голове имепа более тысячи человек? А ведь может случиться так, что окажется необходимым быстро отдать им распоряжения. Поэтому вопреки первоначально принятому решению пришлось составлять списки с адресами. Да и работа целого порохового завода в самом центре Парижа не могла остаться незамеченной. Провал был предрешен, и речь могла идти лишь о том, чтобы предпрппять восстание как можно раньше, не дожидаясь его. На это и рассчитывал Бла_нки. Но все пошло прахом. Потерпело неудачу первое крупное самостоятельное революционное предприятие Бланки. До этого он попадал в тюрьму за открытые революционные выступления. Теперь же провал произошел еще в процессе подготовки к выступлению. Правда, готовилось нечто значительно более серьезное, чем все, что делал Бланки раньше. Тогда он не был и руководителем. Ныне речь шла о деле, которое он сам задумал, направил, организовал, над которым долго и упорно трудился. В жизни революционера это еще небывалое испытание. Выдержит ли он его? Для многих, вступивших на путь революционной борьбы, это могло бы оказаться непоправимым ударом, после которого люди падают духом, отказываются от борьбы, теряют веру в себя и в свое дело. Но именно здесь и происходит знаменательный акт рождения легендарной несгибаемости Бланки, его удивительной способности черпать в поражениях, провалах, неудачах новые силы и новую волю для продолжения борьбы.

В августе 1836 года Бланки и его товарищи предстали перед судом. Естественно, сначала они пытаются оправдаться, утверждая, что порох на улице Лурсин изготовлялся для продажи. Но, увы, они не могут назвать ни одного покупателя... Среди защитников — друг юности Бланки Плок. Он стал адвокатом и теперь пытается защитить обвиняемых. Однако факты слишком очевидны, опровергнуть их невозможно. Что касается Бланки, то прокурор хочет, кроме того, используя показания Пенена, связать его с заговором Фиески. Ведь казненный дал противоречивые показания. Сначала он сказал, что встречался с Бланки и рассказал ему все о покушении на Луи-Филиппа. Но затем он стал говорить, что лично Бланки не видел. Прокурор задается вопросом, мог ли член «Общества семей» Пепеп не предупредить руководителя общества о деле, которое резко изменило бы всю политическую ситуацию в стране? Но Бланки продолжает отрицать знакомство с Пепеном. Кроме того, у него имеется алиби в отношении обвинения в причастности к покушению на Луп-Филиппа: «Самое неотразимое свидетельство состоит в том, что няня с моим сыном находилась на бульваре Тампль. Как же я мог послать моего сына на верную смерть?»

Однако он умалчивает, что няне было строго приказано находиться с ребенком в кафе и ни в коем случае ке выходить из него. Как в этом, так и других случаях Бланки, подобно многим революционерам, всегда будет отрицать очевидные факты и всеми силами вводить судей в заблуждение. Не противоречит ли это нравственным, моральным нормам революционера? К тому же предельная честность, искренность, правдивость Бланки гсег-да были вне подозрений. Как же можно совместить это с тактикой постоянного обмана судей, полиции, властей? В действительности здесь мнимое противоречие. Если тиранический режим вынуждает вести против него тайную, нелегальную борьбу, если он применяет против революционеров любые, самые грязные и подлые средства, то они, со своей стороны, не только могут, но и обязаны обманывать врага, вводить его в заблуждение. Это есть та самая ложь во спасение, которая нравственно полностью оправдана. Она даже необходима, ибо речь идет, в конце концов, о спасении не только лично самого революционера, но о спасении революционного дела, за которое он борется. Такова жестокая, неумолимая логика революционной борьбы во все времена и во всех обстоятельствах.