Николай Молчанов - Огюст Бланки

Совершаются обычные формальности приема заключенных в тюрьме, столь знакомые Бланки. Потом его снова ведут все выше по каменным лестницам, сводчатым коридорам, внутренним дворам, чтобы после перехода по этому лабиринту запереть в одиночную камеру. «Он чувствует себя, — пишет Гюстав Жеффруа, — глубоко запрятанным в эту каменную громаду, очертание которой он заметил лишь мимоходом. Расположенная на скале, окруженная зыбучими песками, где почва всегда готова провалиться и уходит из-под ног путника, тюрьма кажется заключенной в естественную тюрьму суровым тюремщиком, которой является сама природа. Поднимаясь по лестницам, проходя сводчатые коридоры и дворы, Бланки своим проницательным взглядом быстро уловил тайну постройки. Усилия человека здесь были направлены к тому, чтобы использовать материал и форму скалистой пирамиды, От основания до вершины здесь сплошной камень. Глыбы тесаного камня как бы прирастали непосредственно к скале. В каждом углублении, на каждом выступе скалы укреплена глыба, воздвигнута стена. Гранитные выступы оформлены в могучие устои, гранит же превращен в каменные кружева, украшен скульптурными изображениями и высится остроконечными башнями. Скала же является основанием для романских столбов и готических колонн. Иногда на высоте ста метров над уровнем моря гребень скалы торчит между плитами пола, как будто ее острый хребет прорезал гранит, под которым его хотели спрятать. Происходит борьба между дикой скалой и камнями, которые взвалили на нее».

Теперь здесь начинается борьба между человеком, которого решили нравственно, духовно раздавить, парализовать его волю, его яростный бунт против жестокой несправедливости жизни, и теми, кто пытается использовать суровую обстановку заточения в Мон-Сен-Мишель для сохранения своей власти и привилегий.

Камера, в которую поместили Бланки, находилась в части тюрьмы, называвшейся «малое изгнание». Но для него это вечное, пожизненное изгнание из среды нормального существования. После того как тяжелая, окованная железом дверь захлопнулась и он остался один, Бланки подошел к нише, в которой было узкое окно, похожее на амбразуру, заделанную решеткой. За ней открывалась широкая перспектива, простирающаяся на много километров. Окно выходило на юго-восток. На фоне монотонных, серых, однообразных прибрежных песков справа Виднелась река Куэснон, отделяющая Нормандию от Бретани. За блеклым пейзажем высилась вершина горы Рош-Тюренн, в туманной дымке просматривался край Авранша. Взглянув в другую сторону, можно увидеть каменистые холмы вплоть до Сервена, выступавшие светлыми пятнами на сером фоне песков. Но главное, что открывалось взору во время прилива, — это волнующееся море с белыми гребнями волн прибоя. На зеленоватом пространстве моря виднелись одинокие паруса рыбаков. Однако созерцание моря, которое всегда успокаивает человека, не могло разогнать тоску заключенного...

Бланки мерит шагами площадь своей камеры, в которой около десятка квадратных метров. В ней тяжелая деревянная кровать, стол, стул, неизбежная параша. Зимой, когда окно приходится закрывать, спасаясь от жестоких порывов ветра, дождя и снега, в камере тяжелый воздух. Печь растапливают в большие холода, и тогда камера наполняется дымом из-за плохой тяги, так что заключенный буквально задыхается. Не потребовалось много времени, чтобы изучить свою камеру, в которой Бланки суждено провести много времени, возможно, всю жизнь.

Но камера — только маленькая клеточка тюрьмы, и ее безмолвные камни лишь орудия, средство в руках людей, которые по воле королевского правительства безраздельно властвуют над заключенными, чтобы карать или миловать их. Любая служба, любой вид деятельности в конце концов как бы находит таких людей, которые лучше всего отвечают своему назначению. Так было и в данном случае. Начальником тюрьмы Мон-Сен-Мшпель был выходец из крупной буржуазии Орлеана Террье. Необычайно тучный, с огромным животом и заплывшими жиром глазами, он сначала удивлял любезностью, даже слащавостью. Однако под маской добродушного человека скрывался злобный садист, для которого издевательские пытки заключенных превратились в высшее удовольствие. У него был преданный помощник, аббат Лекур, изощрявшийся не в распространении божественной благодати среди заключенных, а в изобретении хитроумных запоров, задвижек и решеток в их камерах. Другой помощник, Гожу, брал на себя самую грязную работу: непосредственное исполнение жестоких правил для заключенных и их наказание за малейшую провинность. Был еще доктор, который «лечил» больных не в зависимости от их здоровья, а только по указаниям начальства. Два старших надзирателя, грубые и злобные, неукоснительно и придирчиво следили за соблюдением бесчеловечного режима. Всех этих людей, дороживших своей службой, объединяла общая ненависть к политическим узникам. Если у них и были остатки человеческих чувств, то они предназначались лишь для уголовников. К ним относились по крайней мере в два раза снисходительнее, чем к политическим. Точнее всего это отражалось в праве заключенных на ежедневную прогулку, когда они могли какое-то время подышать свежим воздухом и окинуть взором более широкое пространство, чем стены своей камеры, где они быстро и навсегда запоминали каждую трещину.

Уголовники имели право на две ежедневные прогулки, по часу каждая. Политических заключенных выводили из камер только один раз. Если уголовники пользовались для гуляния большим двором, то политических вели под усиленной охраной по лестнице вниз, проводили под арками старого монастыря мимо церкви и позволяли им потолкаться на небольшой площадке длиной в восемь метров. Край этой платформы, обрывающийся бездной скалы, огражден решеткой. Отсюда когда-то бросился вниз на камни заключенный Готье, доведенный до этого условиями заключения в Мон-Сен-Мишель. С уступа скалы открываются такие просторы моря и воздуха, которые необычайно усиливают мучительное стремление узника к свободе.

Разрешено получать передачи от ближайших родственников, но отнюдь не от друзей. Бланки получает несколько заботливо собранных Амелией передач. Но они грубо вскрыты и перещупаны самим начальником тюрьмы. В сентябре 1840 года мать Бланки ценой настойчивых усилий добивается разрешения на свидания с сыном. В ней снова как бы оживает молодость, когда она во времена якобинской диктатуры девочкой научилась проникать в парижские тюрьмы и поддерживать связь с заключенными, среди которых был и отец Бланки. Но начальник тюрьмы Террье, вынужденный подчиняться приказу из Парижа, делает все, чтобы превратить эти свидания в издевательство. Так, перед свиданием с матерью и после Бланки подвергают самому тщательному обыску. Он бурно протестует, и этот конфликт будет еще продолжаться долго.