Вадим Кожевников - Годы огневые

Вообще же, пишет словенский ученый, нелепо подкреплять притязания современной Италии ссылками на римское господство в античную эпаху. Ведь 1300 лет назад словенцы и хорваты начали и завершили заселение Словенского Приморья и Истрии, принесли на новые места и собственную своеобразную культуру. Экономический, социальный и правовой строй, характер земледелия и аграрных отношений, тины деревенских застроек Словенского Приморья и Истрии теснейшим образом связаны с соответствующими институтами, бытом и материальной культурой остальных славянских тыловых земель. «Веча, порядок судопроизводства, присяжные и др. — все это придает правовой жизни приморского крестьянина тот же типичный характер, как и жизни крестьянина на остальной словенской территории» (стр. 19).

В обстоятельных и глубоких по своему содержанию и собранному фактическому материалу статьях доктора Франца Стеле, доктора Антуана Барац и доктора Франце Кидрнч дана исчерпывающая характеристика искусства и литературы Истрии и Приморья. Мы видим, что Словенское Приморье в области искусства представляет единое целое с остальной Словенией, без которой его нельзя правильно понять. В XIX и в начале XX столетия, вплоть до итальянской оккупации, Приморье самым тесным образом сотрудничает в художественном и культурном прогрессе возрожденного славянства и дает современному словенскому искусству наиболее выдающиеся имена.

О славянской, а не об итальянской природе культуры Приморья говорит прежде всего глаголическая литература, то есть письменность, пользующаяся особой азбукой, так называемой глаголицей. Глаголическое письмо трудно и вычурно, и даже в Хорватии оно вытеснялось латинской азбукой.

«Тем не менее, — пишет доктор Антуан Барац, — глаголица оказалась наиболее стойкой именно в Адриатическом поморье, где латинская азбука вела самое энергичное наступление. Здесь глаголическое письмо употреблялось не только при богослужении, но в повседневном быту и даже в литературе. Угловатая и неуклюжая глаголица словно выросла из приморских скал на рубежах хорватской и итальянской национальностей, став нерушимой стеной, не пропускавшей влияний чужого духа» (стр. 57).

Начиная с 1848 г., приморские словенцы создали столько образовательных кружков, газет, журналов и школ, что просвещение захлестнуло последнюю хижину в горах и неграмотность совершенно исчезла. Горица стал культурным центром Словенского Приморья, соревнуясь с Любляной. Поэт, драматург, автор социальных и исторических романов Евгений Кумичич, автор повестей из жизни хорватских моряков Виктор Царь Эмин, поэт Адриатики Рикард Неретов и историк Анте Дукич получили не только местное, но и всехорватское литературное значение. Лирик, создатель реалистического и аллегорического сказа Владимир Назор обеспечил Истрии почетное место в хорватской словесности. Литературная жизнь Словенского Приморья свидетельствует о несомненной мощи и одновременно о тесной связи со всем словенским народом.

О глубоком, органическом культурном единстве Приморья с народами Югославии говорит и изучение народной музыки и танцев, о чем дал статью в сборнике профессор музыкальной академии в Любляне Франц Марольт.

Нельзя не согласиться с выводами из всех этих научно–исследовательских материалов, которые делают авторы предисловия к сборнику профессор Франц Рамовш и президент Академии наук и искусств в Любляне Франце Кидрич.

«Больше 1300 лет прошло с тех нор, как наши пращуры заселили Юлийскую Крайну. Словенцы и хорваты создали за это время на ее территории в неравной борьбе с двойным империализмом итальянских и немецких захватчиков свою собственную культуру… Злонамеренное противопоставление итальянской культурности отсталости «словенских пастухов» свидетельствует или о полнейшем незнании данного вопроса, или о намеренном, сознательном искажения исторического прохплого».

Альбом фотодокументов «Юлийская Крайна» иллюстрирует эти положения словенских ученых и дополняет их фактами из эпохи итальянской фашистской оккупации и сегодняшней жизни Приморья под властью англо–американской администрации. Колониальное господство над населением Юлийской Крайны принесло ему за четверть века немало страданий, унижения, злобных попыток истребить и уничтожить следы славянской культуры.

Нынешний оккупационный режим Союзного военного управления по своим методам мало чем отличается от террористического режима эпохи Муссолини. В этом мне привелось убедиться лично в марте и апреле текущего года, когда я увидел своими глазами то, что ныне творится в Юлийской Крайне.

Фотоальбом открывается картой, характеризующей состав, численность и расселение народов Юлийской Крайны. Крохотными зелеными пятнами, разбросанными вдоль побережья, обозначены места расселения итальянцев. В гуще югославского населения они совершенно теряются. Карта неопровержимо свидетельствует, что югославское население в Юлийской Крайне является преобладающим.

Вот фрески церкви Св. Марии в Истриц — произведения хорватского художника Винценция из Кастова (XV в.)

Бот старая фотография, изображающая портал дома в Триесте с надписями на нем глаголицей, позднее уничтоженными итальянскими фашистами, как были уничтожены ими тысячи драгоценных древних пергаментов, написанных древнейшим словенским шрифтом, только для тою, чтобы не было исторических памятников на этих землях. По приказу Муссолини, в том же Триесте, на площади крепости Сен–Жусто, сооружена была в 1936 году кирпичная фальшивка, долженствующая изображать развалины древнего римского Пантеона, символа господства итальянской культуры. Мы видели это бутафорское сооружение. Не оно ли вводит теперь в заблуждение некоторых «специалистов», рассуждающих в парижских кофейнях об «исконной» итальянской культуре в Юлийской Крайне?

Перед нами фотографии лондонского пакта 1915 г., на основании которого Италия в 1918 г. оккупировала Юлийскую Крайну. Пламя сургуча, скрепившего это свидетельство империалистического передела мира, перекипулось на крыши домов культуры словенского народа, уничтожавшихся итальянскими фашистами.

На другой фотографии — горящее здание «Народного дома» в Триесте, сожженного в 1920 году итальянскими шовинистами. Далее — развалины словенских школ в Триесте, затем картина погрома в помещении демократической газеты «Иль Лафаторе» в Триесте… Я побывал в редакции этой газеты. Я не увидел там, правда, разбитых окон, но зато услышал о стотысячном штрафе, наложенном Военным управлением союзников на эту газету за гащнту национальных прав населения. Пожалуй, этот штраф нанес газете не меньший ущерб, чем памятный погром фашистских хулиганов в 1921 году.