Вадим Кожевников - Годы огневые

Бойцы дрались в эти часы с особой, самозабвенной доблестью. Я видел, как из танка, зажженного «фаустпатроном», выскочил танкист с окровавленными руками и бросился к кирпичной баррикаде, за которой сидел немец. Видно, руки танкиста были сильно поражены. Подскочив к немцу, он сбил его ударом ноги. Я видел так же, как по остроконечной кровле многоэтажного дома полз немец, а его преследовал наш боец. И как на краю крыши они, сцепившись друг с другом, покатились вниз. Немец первым разжал руку, пытаясь задержаться при падении.

Каждый боец своим путем рвался к зданию рейхстага, чтобы водрузить на его вершине Знамя Победы. И когда знамя взвилось над куполом рейхстага и Берлин погрузился в покорную тишину, — каждому стало ясно, что вот в это мгновение война кончилась. Но я не видел опьянен–пых победой лиц, не слышал безудержного ликования. Бойцы с каким–то особым любопытством вглядывались друг в друга, озабоченно приводили себя в порядок. И каждое слово, прежде чем произнести его, тщательно выверяли, словно взвешивая.

Никогда я не думал, что победители могут выглядеть так. Но мне стало ясно, почему это происходит. Все мы верили, ждали, знали, что эти мгновения придут, и наши чувства не могли быть чем–то неожиданным, внезапным.

И еще вот что… В эту же ночь наши танкисты покинули Берлин, чтобы идти на помощь осажденной Праге. Бойцы мотопехоты, усевшиеся на броне танков, прижимаясь друг к другу, прятали в поднятые воротники свои лица от бешеного потока пыльного ветра, дующего им навстречу. И никто из них не смотрел на мелькавшие мимо здания. Никто не выразил сожаления, что не удалось как следует разглядеть город, который был так страстно ненавидим столько лет. С ним было покончено. Пожилой боец, оглядывая свои темные руки, негромко сказал:

-— Теперь немец на все века нас запомнит. У меня к нему теперь того интереса нету. Если возможность будет в Берлин снова приехать, даже на экскурсию, — не желаю: серый город! А вот другие города желал бы снова посетить, которые мы для народов освобождали.

На следующий день, разбив на „ рассвете немецкие части, наши танки вышли на улицы Праги. Тысячи людей забрасывали танки цветами. Танкисты смущенно прятались в люках, а бойцы–десантники, сидящие на броне, добродушно отбивались от обнимающих их рук.

Такими запомнились они мне на всю жизнь.

1945 г.

Захватив Латвию, немцы ждали кроткого послушания от латвийского народа. Но оккупанты жестоко просчитались. Латвийские солдаты и офицеры дрались плечом к плечу с бойцами и командирами Красной Армии претив немецких захватчиков. Латыши приняли участие и в боях под Москвой. Латвийская дивизия показала, на что способны люди этого замечательного, гордого и свободолюбивого народа.

Это — смелые и хорошо обученные воины. Когда латвийское правительство стало формировать в Советском Союзе свои национальные части, откликнулись все честные люди Латвии. Слух об этом прошел по всем городам и селам оккупированной немцами Латвийской республики. Скрываясь в лесах от немцев, пробираясь тропинками, латыши шли пешком в далекий русский город, где формировались части. В течение месяца они изучали военное дело в лагерях с такой настойчивостью, с таким горением, что почти годовую программу закончили в 36 дней.

Здесь были рабочие из Риги, Мадоны, Лиепая, крестьяне из Балка, Балмера. И теперь они — бойцы латвийской дивизии. Каждый день, истраченный на учебу, казался им томительной отсрочкой мести своему ненавистному врагу. И поэтому они с такой яростью и нетерпением рвались в бой.

Капитан Страздый, комиссар Фолкман, нарком социального страхования политрук Нуржа, начальник агитпропа Цессовского уездного парткома командир взвода тов. Строт, председатель ЦК МОПР Латвии, секретарь парторганизации батальона тов. Раухман, директор МТС Крауле со своим 18-летнпм сыном Морпцем, командир взвода Алстерс — все они показали себя достойными сынами своего славного народа.

Не зная страха смерти, дрались они на полях своей советской отчизны за родную прибалтийскую землю.

Вместе с ними по дорогам войны шел актерский коллектив. Режиссером этой крохотной группы является Рудольф Берзинып, доцент Рижской консерватории, участник революционного восстания 1905 года. В труппу входят товарищи Грислис — артист Рижского драматического театра, Рихард Задерсон — актер Рижской драмы, Александр Ивансон — актер Рижского художественного театра и другие. Репертуар пишут бойцы латвийской дивизии — писатели тт. Рокпельнес, Луке, Балодис, Григулис.

Хмурый зимний день. Часть вышла на отдых после напряженного боя. И вот растянутый между двумя деревьями занавес из двух плащ–палаток распадается. На сцене, на утоптанном снегу, стоит Рудольф Берзиньш с непокрытой гривастой головой и, блестя вдохновенными глазами, поет дерзкие боевые гимны, призывающие к победе. Потом сатирический скетч. Если по ходу действия актеру понадобится немецкая каска или плащ офицера, за этими предметами не нужно посылать в бутафорскую. Встает кто–нибудь из бойцов, выходит на дорогу и выбирает какие получше. Нынче их там много накидано вместе с немецкими танками и броневиками.

Умеют рассмешить своих бойцов эти талантливые, не знающие уныния люди. А смеются латыши не хуже наших украинцев. Но зато, когда они идут в атаку, сурово окаменевшие лица их внушают ужас врагу не меньше, чем грозные жала неумолимых штыков.

1941 г.

Погиб Панкратов. Погиб, сбитый над вражеской территорией.

Трижды в память погибшего товарища летчики совершали налеты на скопления и автоколонны немцев.

И эти вылеты назывались панкратовскими.

И вдруг — здравствуйте! Через две недели является наш Панкратов. На «газике» его привезли из лесу. В руках держит распущенный парашют, смятый в охапку, а лицо злое–презлое.

Ну все, понятйо, обрадовались, бросились к нему. Давай, говорят, рассказывай!

А он:

— Ну вас к черту!

И требует:

— Какой это балбес меня сейчас подбил, покажите его…

«Мессершмитт» — это верно, утром сбили. Но чтобы нашу машину?! Какая глупость!

А Панкратов еще сильнее разозлился и кричит:

— Да этот «мессершмитт» я и есть.

Ну, уж теперь совсем ничего не понятно.

Потом Панкратов успокоился и рассказал:

— Ну, где я пропадал? После того как подбили меня немецкие зенитки, очнулся я на земле. На голове кровь. Правая нога вывихнута. Вынул пистолет. Думаю, бесплатно не дамся. Жду немцев. А голова все сильнее крузкится.

Вдруг из кустов дед. Посмотрел на меня пристально, подошел к самолету, присел на корточки, под плоскости заглянул, увидел звезды. Обратился ко мне: