Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все-все-все

Когда эту новость доводят до сведения Эйзенхауэра, тот багровеет лицом, возвращает уже сидящих в самолётах парашютистов в казармы и приказывает немедленно опубликовать текст договора о перемирии.

В 18.30 радио Алжира сообщает о выходе Италии из войны. Узнав об этом, Витторио Эмануэле тяжело вздыхает и говорит:

— Ну теперь уж ничего не поделаешь. Давайте, подтверждайте. Только часик ещё погодите, я как раз за это время успею добежать до Апулии.

С этими словами, потуже подтянув завязочки короны и схватив по чемодану в каждую руку, король начинает стремительно драпать на юг, навстречу американским войскам. Рядом с ним пыхтит верный Бадольо. А чуть поодаль, на бегу срывая эполеты и в панике теряя багаж, — и всё остальное высшее военное и политическое руководство страны.

Королевские войска как на территории Италии, так и за рубежом не получают ни одного приказа, распоряжения или хотя бы пояснения о действиях в сложившейся ситуации. Оказываясь, как, впрочем, и вся остальная страна, брошенными на произвол судьбы.

А вот немецкие солдаты приказ, напротив, очень даже получают. Итальянское радио передаёт объявление о выходе из войны в 19.42. Уже пару минут спустя начальник Штаба оперативного руководства Вермахта генерал Йодль поднимает телефонную трубку и произносит в неё лишь одно слово: «Аксе».

Большего и не требуется. Операция Achse — «Ось» уже давно разработана, спланирована и осуществляется в лучших традициях блицкрига. По всей Европе немецкие войска окружают, блокируют и разоружают растерянных и ничего не понимающих итальянцев. Попытки солдат взяться за оружие пресекаются их собственным командованием на местах, опасающимся за свои шкуры. В тех же редких случаях, когда высшие офицеры оказываются способны проявить решительность, сопротивление подавляется с максимальной жестокостью. Так, например, гарнизон, размещённый на греческом острове Кефалиния, общим голосованием принимает решение не сдаваться и несколько дней сдерживает атаки немцев, имеющих тотальное преимущество в авиации и флоте. Когда боеприпасы подходят к концу и итальянцы всё же выкидывают белый флаг, — начинается резня. Около пяти тысяч безоружных защитников острова были расстреляны на месте.

Схожая судьба постигает и гарнизон острова Кос, который при поддержке британских десантников пытается оказать сопротивление. Правда, в этом случае немцы проявляют гуманизм — в своём, немецком, понимании термина, — расстреляв не всех, а лишь сотню уже сдавшихся офицеров.

На территории же самой Италии наиболее решительный отпор бывшим союзникам даёт Рим. Отнюдь не потому, что об этом позаботилось правительство. Наоборот, — вопреки его стараниям. Бадольо врал американцам. Столица была вполне способна защищаться. В её окрестностях было сосредоточено свыше восьмидесяти тысяч королевских солдат против двадцати пяти тысяч гитлеровцев. Существовал и план обороны. По официальной версии, — от возможного американского вторжения, хотя мы-то знаем, кого боялись на самом деле. Но приказа о выдвижении войск на позиции отдать было некому. Мало того, уже в ходе начавшихся боёв итальянские части неоднократно получали распоряжения покинуть стратегические опорные пункты и не препятствовать продвижению немцев.

Однако армия страны, не снискавшей в этой войне никакой славы, здесь, на своей земле, вдруг проявила такой боевой дух, наличие которого у неё никто не мог и предположить. Наплевав на указания сверху, командование обороной города принимали на себя младшие лейтенанты и отставные генералы-пенсионеры. Лишённые связи, информации, снабжения, — они предпринимали героические, но обречённые попытки остановить противника.

Сражались не только солдаты. Народ и армия обрели единство. Ещё до начала боёв гражданскому населению было роздано оружие. И… практически сразу же и полностью конфисковано обратно полицией. Поэтому вооружались кто чем мог.

Адвокат Уго Бальвио, с одним лишь трёхцветным знаменем в руках, вёл в атаку наспех сколоченное ополчение. Будущий президент Итальянской Республики Сандро Петрини бросал в захватчиков камни. Сестра Терезина, монахиня ордена Св. Анны, лупила немецкого десантника по голове тяжёлым железным распятием.

Были и многие-многие другие. Солдаты, рабочие, служащие, интеллигенция — вне зависимости от социального положения и политических предпочтений, они вместе вставали на защиту родного города. Тщетно. Слишком силён и хорошо организован был враг. И слишком велик оказался ущерб от предательства собственного правительства.

В попытках хоть как-то скоординировать сопротивление в те часы рождается организация под названием Comitato di Liberazione Nazionale (CLN) — Комитет национального освобождения. Он ещё сыграет важную роль в нашей истории, но об этом мы поговорим позже.

Не остаётся в стороне от событий даже папа Пий XII. Немецкое командование вынашивает планы — не слишком определённые, впрочем, — вывезти его из Ватикана и разместить где-нибудь у себя в гостях, дабы при случае использовать политическое влияние понтифика. Но упрямый старик твёрдо заявляет, что, будучи в том числе и епископом Рима, не покинет подшефный город в тяжёлую минуту. Заранее подписав манифест об отречении, который должен вступить в силу в случае попытки его насильственного перемещения. Более того, этот Пий не разделяет воззрений своего предшественника, Пия с предыдущим порядковым номером, полагавшегося, согласно апокрифическому анекдоту о его заочном диалоге со Сталиным, в основном на небесные дивизии. Наоборот, он проявляет задатки папы-милитариста, резко увеличивая военную армаду своего государства. Количество швейцарских гвардейцев возрастает до никогда ранее не виданного в истории числа: аж триста человек. На постах они теперь стоят не с алебардами, а с винтовками в руках. И сходить с них не собираются, готовые либо уничтожить на подступах к Святому Престолу всю немецкую армию, либо умереть пытаясь. Гитлеровцы не сказать чтобы особо пугаются, но на всякий случай решают не связываться. В результате — свободное государство Ватикан до конца войны превратится в убежище для многих антифашистов.

Был среди них, римских антифашистов, и студент юридического факультета по имени Джулио.

— У меня две новости, — сказал ему однажды в начале 40-х годов военный медик. — Плохая: к строевой службе вы не годны, поэтому не сможете героически отдать жизнь за Дуче. Увы. Но не расстраивайтесь, есть и хорошая. Жить вам всё равно осталось не более полугода.

Много лет спустя, в редкие минуты отдыха от государственных забот, Джулио Андреотти, к тому времени уже министр обороны Итальянской Республики, будет периодически позванивать в знакомый госпиталь: