Александр Солженицын - Ленин в Цюрихе. — Париж: Ymca Press. 1975

А тут налегла эта весть о русской революции и с каждым днём всё больше раскручивалась.

Трёх суток не прошло от первого непроверенного известия из России (трёх суток — сплошных, потому что не было сна все три ночи, но ушла головная боль, вот удивительно! ушло всякое болезненное состояние, так резко прибавилось сил!), а сколько же за эти 70 часов пробежало, прогорело, прогудело через грудь и голову, как через дымоход большой печи! Так мало зная, выкраивал из обрезков, составлял картину за картиной — как там? и на каждый вариант давал решения. Его решения, при его теперь опыте, все были безупречно верны, но всякий раз обманчива картина, и последующие телеграммы опровергали и изменяли предыдущие. А своей надёжной информа­ции из России — не было, не бывало и не могло быть никакой.

С годами узнаёшь самого себя. Даже без интел­лигентского самокопания нельзя не заметить некото­рых своих свойств. Например, инерцию. В 47 лет не легко даются кидания. Даже увидев, угадав правиль­ные политические шаги — не сразу разгонишься. А ко­гда разгонишься — остановиться так же трудно.

Громовая новость из России не сбила вмиг с преж­него движения, не забрала в одну минуту — но заби­рала, забирала всё сильней. И уже первая ночь про­шла в муках своей ошибки: почему, почему не пе­реехал в Швецию полтора года назад, как звал Шляп­ников, как предлагал и Парвус? зачем остался в этой безнадёжно-тупоумной буржуазной Швейцарии? Так казалось ясно все годы войны: ни за что из Швейца­рии, пересидеть здесь до конца. А сейчас так стало ясно: ах, надо было уехать вовремя! Для раскола ли шведской партии, для близости ли к русским собы­тиям — но в Стокгольм! Туда можно и вызвать кого- нибудь из России, из наших, например думских де­путатов, если вернутся из Сибири.

И раньше это можно было сделать совсем неза­метно — через Германию, конечно, единственным ра­зумным путём. А сейчас, когда все зашевелились, за­бурлили, обсуждают — незаметно вышмыгнуть уже нельзя, ах, чёрт!

Однако, и бездействовать нельзя ни минуты: что там удастся, не удастся, а действовать надо начинать! И утром 3-го, едва проснувшись, захлопотал отсы­лать испытанным путём фотографию для проездного паспорта — Ганецкому. (Бедняга Куба тоже натерпел­ся: в январе был арестован за нелегальную торговлю, выслан из Дании.) И следом же дал телеграмму, объ­ясняя открыто (как будто б сами не догадались, зря, сорвался, от нетерпения): фотографию дяди (значит Ленина) немедленно переслать в Берлин Скларцу, Тиргартенштрассе 9.

Надо было мириться со всей компанией немед­ленно, больше никто не мог помочь и вывезти его.

Утро 3-го принесло и новые телеграммы: будто бы царь отрёкся!!! (Да возможно ли так стремитель­но? совсем без боя?? да что ж могло его заставить??? Э-э, тут какая-то западня. А кто — вместо него? Нет Николая, так будет другой, поумней.) И будто создано Временное правительство (а надёжно ли аре­стованы царские министры?) с Гучковым, Милюковым и даже Керенским (луиблановщина презренная, до че­го ж эти лже-социалисты любят всунуть задницу в буржуазное кресло).

И — что за восторг у эмигрантских болтунов? — уж тут ни один рот не закроется до вечера и до утра, розовое блеянье. А вдуматься: полную неделю заливали Петербург рабочей кровью и — как во всей европейской истории, 1830-й, 1848-й, вечная доверчи­вость масс! — отдали чистенькую власть этой бур­жуазной сволочи, этим Шингарёвым-Милюковым. Ка­кой старый шаблон!

В эмигрантской библиотеке пусть вываливают языки, но истинный революционер — насторожись! напрягись! следи! Там сейчас такого напутают, всё отдадут в поповском умилении, ведь настоящих тактических голов нет ни у кого. Жгло, что сам — не там, невозможно вмешаться, невозможно направить.

Всю зиму не вспоминал Коллонтайшу, но вот за несколько дней стала она — из главных корреспон­дентов, переместились события к ней туда. И едва отослав фотографию Ганецкому, сел за письмо Алек­сандре Михайловне: разъяснить, как мы будем те­перь. Наши лозунги — всё те же, конечно: превра­щать империалистическую в гражданскую! А что ка­деты у власти, схватились дурьи головы — так это даже-даже-даже хорошо! Пусть, пусть милейшая ком­пания обеспечит народу обещанную свободу, хлеб и мир! А мы — посмотрим. А мы — вооружённое ожи­дание! Вооружённая подготовка к более высокому этапу революции. И социалистам-центристам, Чхеид­зе — никакого доверия! никакого слияния с ними!

мы — отдельно ото всех! мы — только о т д е л ь - н о ! Мы — не дадим себя запутать в объединитель­ные попытки. И вообще: будет величайшим несча­стьем, если кадетское правительство разрешит легаль­ную рабочую партию — это очень ослабит нас. Надо надеяться, что мы останемся нелегальными! А если уж навяжут нам легальность, то мы обязательно сохраним подпольную часть: в подпольи — наша сила, подпо­лье совсем покинуть нам нельзя! Мы должны будем вырвать у кадетских жуликов всю власть. И только тогда будет „великая славная" революция!.. Я — вне, вне себя, что не могу тотчас же ехать в Скандинавию!

А 4-го с утра все сведения опять обернулись: ка­детское правительство совсем еще не победило, царь — нисколько не отрёкся, но — бежал, но — неизвестно где находится, а по шаблону всех европейских револю­ций совершенно понятно: собирает контрреволюцион :ную тучу, он собирает свой Кобленц. А даже если это ему не удастся, он может выкинуть вот что, да, вот что: он, например, убежит заграницу и издаст мани­фест о сепаратном мире с Германией! Да, очень просто! И они же очень коварные, Романовы. (И на его месте так и надо делать, блестящий шаг: мужицкий царь-ми­ротворец!) И сразу — народное сочувствие к нему в России, кадетское правительство шатается и бежит, а Германия — Германия перестаёт быть союзником на­шей революционной партии, мы им уже больше не нужны... (О-о-о, ехать в Россию еще надо сильно по­дождать, еще там делать нечего. И зачем послал Га- нецкому телеграмму? — глупость какая, дал след.)

Александра Михална, боимся, что выехать из этой проклятой Швейцарии нам не так скоро удастся, это очень сложное дело. Мы лучше всего поможем, если будем вам из Швейцарии посылать советы.

Итак, товарищам, уезжающим из Стокгольма в Россию, надо дать чёткую тактическую программу. Это можно представить тезисами... Рука уже пишет тези­сы... Главное для пролетариата — вооружить- с я , это поможет при всех обстоятельствах: сперва раздавить монархию, а потом — кадетских империали­стических грабителей... А, Григорий! Помогай, садись... Значит, новое правительство не сможет дать народу хлеба, а без хлеба их свобода никому не нужна. А хлеб можно только силой отнять у помещиков и капита­листов. А это может сделать только рабочее прави­тельство (только м ы )... Да! дописать Коллонтайше: познакомьте с этими тезисами Пятакова и Евгению Бош. (Пришла пора — нельзя пренебрегать и порося­тами. Сейчас никем нельзя пренебрегать. Сейчас вот кто бы пригодился — Малиновский! ах! Замарали че­ловека, не отреабилитируешь. А он в лагерях военно­пленных очень положительную работу ведёт. В январе еще раз заявили, в его защиту. Надо — спасти, надо