Борис Ширяев - Никола Русский. Италия без Колизея (сборник)

В чем же разгадка этих более чем странных действий AAI? Разрешить этот ребус можно, конечно, лишь проникнув в само управление этого достойного учреждения, но невольно приходят на ум некоторые общеизвестные факты, как, например, тот, что при ликвидации ИРО за каждого старика и за каждого члена его семьи было внесено по 1 500 долларов на его дожитие. В целом это представляет очень значительную сумму, которая вместе с самими стариками и их семьями переходит к тому учреждению, под чью опеку они попадают, в данное время – к AAI. Факт второй: такса платы за каждого больного, поступающего в изолятор «Казаджиове» по своей воле – 1700 лир; за беженца же – 2500 и 3000 лир в день. При развитии в Западной Европе системы всякого рода комиссионных оплат владельцы изолятора «Казаджиове» (предприятие это частное) несомненно могут выделить достаточный комиссионный процент тем, кто доставляет им хороших клиентов, да еще в массовом порядке.

Удобно и то, что русские и югославы – национальные группы беженцев, поставленные волею судьбы в особо тяжелые формы бесправия и белого рабства, не могут выразить своего протеста, так как не имеют достаточно авторитетных защитников.

[Н. Удовенко]

«Русская мысль», № 627,

Париж, 27 января 1954 г.

Всё вы, господа, нашу эпоху ругаете. И такая она, и распротакая, не эпоха, а прямо сплошная коллективизация. Ложись и помирай! Извините, но я с вами не согласен. Наша эпоха: кому – как. По выражению Маяковского: «Кому бублик, а кому дырка от бублика, то есть демократическая республика».

Вот, например, нашему брату – фельетонисту эта самая эпоха – золотое дно, Клондайк, Торгсин. Покуривай и темы лопатой греби!

В прежнее время во Франции знаменитый фельетонист Рошфор всю жизнь про Наполеона Третьего писал. И Наполеона уж нет, а он всё пишет. Читатель плачет от скуки, а Рошфору где другую тему взять? Пусто. Ничего фельетонного.

Или у нас был В. М. Дорошевич [83]. Так он целыми днями у Тестова в трактире сидел, всех знакомых и незнакомых за полы ловил:

– Миленький, пожалейте хоть вы меня, дайте темочку! Федор, – кричит официанту, – услужи, дай тему, пятерки тебе не пожалею.

– Всей бы душой для вас, Влас Михайлович, – да не могу: всё в порядке. Расстегайчиков не прикажете?

А теперь? Берите любую газету и начиняйте прямо с сенсационной информации.

Мориссон из Лондона Массадыку кричит:

– У нас национализация – это социализм, а у вас национализация – это грабеж! Я тебя в Гаагу к мировому потащу!

Массадык на своей тегеранской кровати лежит, Иноземцевы капли стаканами глотает и ему в ответ:

– Хлеб-соль в ООН вместе, а табачок в Персии врозь. Плюю я на твоего Гаагского мирошку!

Чем не фельетон? Другой желаете? Извольте, тут же: 101 заседание в Розовом Дворце или «Вампука» в мировом масштабе! Н. Н. Евреинов [84]на такой теме всероссийское имя себе сделал… И теперь еще в «Возрождении» вспоминает…

Наш эмигрантский фельетончик, хотите? Пожалуйста. Читайте «Новое Русское Слово» хоть бы номер от 8.6.1951. Почитаем:

«Опыт ознакомления с политическим обликом новой, послевоенной эмиграции… обнаружил всю несостоятельность, если не обреченность идеи демократической коалиции». Оказывается вся эта новая эмиграция «влечется к сближению с монархическими кругами».

– Что это такое? – удивляется читатель, – И. Солоневич стал в «Новом Русском Слове» печататься? Его это слова! – смотрит на подпись и глазам не верит, – да, ведь, это Г. Аронсон, Б. Двинов и Б. Сапир в собственном одиночестве сами расписались. Чем не фельетон?

Да, что там высокая политика! У нас по нашему ИРО-лагерю не люди, а фельетоны ходят. Вот и сейчас, я пишу, а в мой закуток казак Селиверстыч зашел. У него не жизнь, а перманентный фельетон.

– Прочти, – говорит – друг, эту бумагу и переведи, как сумеешь. Бумага английская.

Читаю:

«Your case is definitely closed» [85].

По-английски я не очень горазд, но все-таки разъясняю:

– Прикрыта тебе эмиграция в США окончательно, – говорю, – Клозед – твое дело! Всеми буквами здесь прописано.

А Селиверстыч, мужчина серьезный, грудь, как печка; недавно на спор с итальянцами осла на плечах сто метров пронес.

– Почему же, – говорит, – меня в клозет упрятали?

– Туберкулез у тебя нашли. Написано полностью.

– Как это так? 211 регистраций прошел, 27 рентгенов, 3 литра крови происследовал, через пятерых политконтролеров проскочил, пальцы и на руках и на ногах отпечатал, знамени присягнул, семь автобиолип дал… и кислоты, и давления, и излучения, и прочее – всё было в порядке, а теперь ТВС [86]? Два года с месяцем в очередях простоял, а теперь – в клозет? Что же мне делать?

– Что приказано, то и делай, – говорю, – бери бумагу эту и иди с ней по назначению.

Ну, не золотой ли век для фельетониста наша эпоха?

[Дрын]

«Наша страна», № 85,

Буэнос-Айрес, 1 сентября 1951 г.

Один из моих друзей, талантливый инженер, сконструировал замечательный аппарат – «радар времени», при помощи которого можно улавливать звуки прошлого и будущего. Но мы пользовались этим прибором только несколько часов. В ту же ночь его модель и все чертежи были похищены агентом «одного государства», специализировавшегося на такого рода политике. Мне удалось застенографировать лишь один отрывок какого-то этнографического доклада по исследованию Европы в 2051 году, как показал счетчик, радара.

Привожу стенограмму дословно.

«При исследовании средней части опустошенного катастрофой Европейского материка, нашей экспедиции нередко встречались поселения особого племени, именующего себя – Ди-Пи. Его стоянки рассеяны в полосе, тянущейся через опустелый континент от точки, где был в прошлом Гамбург, до руин Неаполя. Очевидно предки дипийцев были жизнеспособнее окружавшего их местного населения, почему и выжили.

Стойбища дипийцев однотипны. Они всегда окружены густым палисадом ржавой проволоки; выходы из них охраняются отрядами „полицеев“. Эти „полицеи“ не воины, а скорее жрецы низшего посвящения. При малейшей опасности они разбегаются, но строго следят за выполнением ритуалов дипийцев, обозначая запретную греховность словом „нэ можно“. При выходе из стойбища они требуют возможно большего количества проштемпелеванных бумажек, называемых здесь „документи“. Эти же бумажки имеют значение дензнаков. При помощи их ведется торговля, их дают в приданое дочерям. У богачей племени скоплены сотни кило всевозможных „документи“. Чем больше штемпелей – тем выше стоимость купюры.

Расовую принадлежность племен Ди-Пи установить не удалось: френологические признаки и типы хаотически перемешаны. Язык их представляет такой же конгломерат различных лингвистических форм. Пример – ходовая среди дипийцев фраза: