Борис Ширяев - Никола Русский. Италия без Колизея (сборник)

Мой сосед, молодой, энергичный цветовод Пьерино всё лето и осень днем и даже ночью (я сам это видел) рыхлил слежавшуюся в камень землю своего участка. Он поднял несколько сот метров доставшейся ему от отца целины, очистил ее от камней, влез в долги, закупив искусственных удобрений, и развел плантацию знаменитых санремезких гвоздик. В январе они начали зацветать. Хозяйство Пьерино, казалось ему, стало на ноги и будущее рисовалось в розовых красках… За одну ночь с пятиградусным заморозком все гвоздики погибли. У других соседей погибли плантации тоже уже зацветавших зимних васильков, пышно взметнувшихся гладиол, белых канн, каждый цветок которых даже на дешевом цветочном рынке Санремо продается по 50 лир…

Из моего окна видна плантация чайных роз. Их бутоны торчат из-под снега. Снег и розы. Для поэта с парижского Монпарнаса такое сочетание послужило бы хорошей темой, но владельцу плантации оно сулит голод. Голод ждет и владельца тридцати вековых олив, которые кормили несколько поколений его предков. Оливы поспевают в феврале, и теперь все их плоды опали помороженными.

– Сколько будет стоить теперь олио? – с ужасом всплескивают руками городские хозяйки. – Оно уже поднялось на 50.

А владельцы апельсиновых, мандариновых и лимонных садов южной Италии, производители знаменитых на весь мир мессинских апельсинов?

– Весь округ Мессины покрыт толстой пеленой снега, – отвечает на этот вопрос диктор. – Сам синдак (мэр) города стал проводником отрядов прибывших из центральной Италии карабинеров и водит их по горным тропам для спасения засыпанных снегом селений. Сочувствие населения всей Италии и действенное стремление помочь пострадавшим поистине поразительны. Многовековая христианская культура показала себя. Папа выслал в особо пораженные бедствием области сто вагонов продовольствия и теплой одежды. Итальянский Красный Крест шлет во все стороны медикамента и спасательные отряды. Такие же отряды по собственной инициативе организованы и приведены в действие всеми спортивными клубами. Военные геликоптеры (их очень немного в Италии), сменяя пилотов, работают по двадцать четыре часа в сутки, сбрасывая продукты питания в блокированные снегопадом районы и вывозя оттуда больных, обмороженных и даже, как сообщает радио, рождающих в эти часы женщин. Конечно, пришла на помощь и могущественная Америка. Командующий базами Атлантического Союза в Италии отдал приказ всей авиации этих баз и всему их личному составу двинуться на помощь населению. Все запасы продовольствия этих баз отданы бесплатно Красному Кресту. Президент Айзенхауер [117]прислал президенту Гронки сочувственную телеграмму, в которой обещал самую широкую материальную помощь.

Так отозвался мир христианской культуры. Канада, Швеция, Дания и прочие северные страны шлют колоссальные партии продовольствия и теплых вещей. А другая, антихристианская, порабощенная коммунизмом его половина?…

В маленьком кабачке, стоящем на пути из моего дома в город, в предместье Сан-Ремо, около моста через спадающий с гор ручей Сан-Ромуло, ежедневно, в 12 часов дня, собирается выпить стакан вина одна и та же компания: плетельщик корзин Бартоли, его сосед – столяр Марини, рослый здоровяк подметайло Пьетро и еще несколько жителей предместья Борго-Опако [118], самых бедняцких кварталов Санремо. Возвращаясь с почты в тот же час, туда обычно захожу и я.

– Синьор профессоре, – атакуют меня тотчас же все собравшиеся, – скажите, какая температура теперь в Сибири? В Москве?

– Советское радио сообщает, что в Москве сейчас несколько больше тридцати, – отвечаю я, – а в наиболее холодных местах Сибири мороз, вероятно, сильнее.

Собравшиеся понимающе кивают головами.

– А скажите, как далеко эти холодные области от того места, где Советы недавно взорвали сильную водородную бомбу?

– Полюс холода в Верхоянске, – отвечаю я, – а где сбросили Совета эту бомбу, этого я не знаю. Сибирь – огромная страна. Но в чем дело? Почему это вас так интересует? Зимние холода в Сибири – обычное явление и сравнивать их действие с итальянскими нельзя.

– Дело не в сравнении, – отвечает мне плетельщик корзин, – а в том, что у нас говорят о причине этого небывалого в Италии холода.

– Кто говорит и что говорят?

– Говорят, что взрыв этой бомбы двинул на нас гигантскую волну холодного воздуха из Сибири.

– И заметьте, – перебивает его столяр, – в начале холодов радио говорило: «волна сибирского воздуха», а теперь говорит: «волна северного воздуха». Только северного. Понятно вам – почему? Потому что из дипломатических соображений ему запретили говорить настоящую правду.

Собравшиеся кивают головами. Все? Нет, не все. В углу таверны за столиком одиноко сидит над своим стаканом вина Марчелло Карпи. Он единственный коммунист среди завсегдатаев полуденного часа.

Обычно он ораторствует, громко читает вслух передовую коммунистической газеты, ругает правительство и старается доказать, что американцы купили разом всю Италию. Теперь он молчит. Холод сильный агитатор и на этот раз он действует против коммунистов.

«Наша страна», № 319,

Буэнос-Айрес, 1 марта 1956 г.

Иллюстрированный журнал «Эпоха», выпускаемый солидным издательством «Мондадори», широко распространен в Италии и пользуется политическим весом. В последних его номерах прошла серия очерков-воспоминаний, подписанных не кем иным как… «Ольгой ди Руссиа», т. е. Великой княжной Ольгой Николаевной. В некоторых вариациях эти же очерки появились и во французской газете «Франс Суар», немецких и бельгийских журналах. Их автор, видимо, небезуспешно применяет все силы к расширению своей популярности в демократической Европе.

Русского читателя эти очерки, идущие с блистательной желтизны подзаголовками, с первых же строк поражает не только наглостью писавшего их, но и его полным невежеством в сфере того, о чем он, вернее она, пишет.

«Ольга ди Руссиа», живущая в настоящее время, как осведомляет «Франс Суар», под фамилией Марии Боодтс, но где – неизвестно, начинает с описания своего детства, протекавшего в «сказочной роскоши дворца царей». Эта «сказочная роскошь» описана в самых грубых бульварных тонах и ни в какой мере не соответствует той обстановке, в которой действительно жила Царская Семья. Автор, очевидно, не знаком даже с соответствующей мемуарной литературой, где он мог бы почерпнуть нужные сведения и это наводит на мысль о том, что Мария Боодтс не знает даже и русского языка. Приведем несколько наиболее ярких ляпсусов. Своего Государя-Отца «юная княжна» и, якобы самая любимая его дочь, называет «мой Ники», что, конечно, было абсолютно невозможно. Няню ее звали «Янушкой» – именем, нелепо звучащим для русского слуха, да и вообще приведенные в этих «мемуарах» русские имена, например «Пипоянович» или название города «Татакария» более чем фантастичны. Далее следует описание воспитания Великих Княжон, в которых их законоучитель и духовник именуется попом, а не священником. Этот «поп» заставлял их часами читать Библию, но не Евангелие, чего, конечно, быть не могло, так как изучение Библии в подлиннике было вообще не принято православной Церковью. Автор мемуаров, очевидно, немка и лютеранка, что подтверждается также ее сообщением о том, что общепринятым разговорным языком в Царской Семье был немецкий, в то время как в русской среде, особенно в кругах, близких к Престолу, всем известно, что в Царской Семье говорили обычно только по-русски или по-английски. По имеющимся же лично у меня вполне достоверным сведениям, Великие Княжны даже не знали немецкого языка.