Михаил Погодин - Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

(Накануне отъезда Давыдов узнал от прибывшего из Грузии адъютанта Алексея Петровича Ермолова, Талызина. – М. П.) , что Аббас-Мирза… вступил со 100 тысячами войска в Карабах, обложил крепость Шушу, в коей заперся полковник Реут с частью своего полка, ибо несколько рот, стоявшие на границе, погибли уже при их вторжении; персияне идут усиленными маршами к Тифлису, от которого, по последнему известию, они лишь в 150 верстах.

Со стороны Эриванской крепости сардар Эриванский с братом своим Гассан-ханом, овладев Бамбакскою и Шурагельскою провинциями, простерли наезды свои до Квеша за 50 верст от Тифлиса, где, разграбив немецкую колонию, увели жителей в Персию. С нашей стороны Алексей Петрович, располагающий самыми ничтожными средствами, собирает войска и даже послал повеления некоторым батальонам, находящимся на линии, спешить в Тифлис. Там при всем том ему нельзя собрать более 8 тысяч человек, не обнажив других пунктов, занятием которых обеспечивается спокойствие в горах и повиновение диких и воинственных народов, обитающих на единственном сообщении его с Россией.

(В Ставрополе) сообщил мне Горчаков… что гвардейский сводный полк, под командою полковника Шипова, и батальон Ширванского полка находились на походе к Тифлису, куда им велено было идти усиленными переходами.

Во Владикавказе… полковник путей сообщения Гозиус, недавно приехавший из Тифлиса для исправления дороги и мостов, испорченных в Дарьяльском ущелье, вследствие завалов Казбека ночью с 15-го на 16-е число августа… сказал мне, что Ермолов собирает войска в Тифлисе и еще лично там; что Аббас-Мирза с стотысячною его армией в Елисаветполе, авангард его в Шамхоре; что Шуша блокирована (и пр.)… что против Аббас-Мирзы князь Мадатов с 3 тысячами, а против сардара полковник князь Севардземидзев с Тифлисским пехотным полком на Каменной речке в урочище Джелад-Оглу близ Лори. В Тифлисе все покойно и нимало не опасаются неприятеля, полагаясь во всем на Ермолова, обнаруживающего невозмутимое хладнокровие.

Паскевича Ермолов принял ласково.

…Даровитый писатель (Грибоедов) должен был бы довольствоваться славой, столь справедливо заслуженною им в литературном мире. Он довольно долго служил при Алексее Петровиче Ермолове и числился одно время советником при нашем посланнике в Тегеране Мазаровиче, человеке весьма полезном и способном. По представлению Ермолова, оценившего редкие способности Мазаровича, который был медиком, он был назначен первым постоянным посланником при персидском дворе. Грибоедову, не знакомому ни с какими формами, приходилось иногда, за отсутствием Мазаровича, писать бумаги в Тифлис, где они возбуждали в канцелярии Ермолова лишь смех. Ермолов, разумевший Грибоедова человеком, одаренным блестящими способностями, вполне приятным и любезным собеседником, почитал его, однако, совершенно бесполезным для службы. Алексей Петрович, неохотно увольнявший в отпуск людей полезных и усердных, дозволял Грибоедову отлучаться часто и на продолжительное время.

Он, однако, очень любил Грибоедова и был в полном смысле слова его благодетелем; не говоря уже о всевозможном его внимании к знаменитому автору «Горя от ума», он оказал ему такую услугу, какую Грибоедов был вправе ожидать лишь от родного отца. Он спас его от последствий одного весьма важного дела, которые могли бы быть для Грибоедова крайне неприятны [183]. Увлекшись честолюбивыми побуждениями, Грибоедов, подобно многим лицам, некогда облагодетельствованным Ермоловым… отплатил ему также за все прошлое неблагодарностью. Вытребованный в Санкт-Петербург, он был вскоре награжден чином надворного советника, получил довольно значительную сумму денег и вновь прислан на Кавказ, где его поведение не могло не возбудить во всех благомыслящих людях истинного удивления и сожаления.

Будучи отправлен во второй раз в Санкт-Петербург для поднесения государю Туркманчайского договора, он сказал приятелю своему С.Н. Бегичеву: «Я вечный злодей Ермолова» [184]. Он говорил около того же времени не одному следующее: «Я на сей раз не иначе возвращусь в Грузию, как в качестве посланника при тегеранском дворе». Он был произведен в статские советники и, благодаря покровительству графа Паскевича, получил желаемое назначение в Тегеран, где сделался жертвою своей ошибки.

Ермолов, не имевший ни малейшего повода опасаться военных дарований Аббас-Мирзы, с которым он весьма коротко познакомился еще в 1817 году, и его беспорядочного, хотя и многочисленного войска, в коем было лишь несколько 6-фунтовых пушек и много пушечек, навьюченных на верблюдах, которых огонь не мог быть опасным, отправил против персиян генерала Паскевича; он снабдил его всеми нужными наставлениями: сам начертил диспозицию войск на случай встречи с главными неприятельскими силами и советовал ему, за неимением значительного количества пехоты, строить ее в двухротные каре, причем сам нарисовал таковые на своем предписании, которое, вероятно, и ныне хранится в Кавказском штабе.

Избрав в Карабахе опорным пунктом Шуму, куда были заблаговременно свезены довольно большие запасы всякого рода, Ермолов усилил гарнизон этой крепости, которая, будучи сильна своим положением, могла оказать персидским толпам довольно продолжительное сопротивление. Невзирая на то что солдаты гарнизона, не будучи еще тревожимы неприятелем, безопасно спускались с горы, на коей возвышалась крепостца, в лощину, где они спокойно мололи себе муку, а вооружившиеся жители армяне готовы были мужественно встретить неприятеля, комендант послал к Ермолову майора Клюки, с донесением, в котором было между прочим сказано: «Мы люди добрые, за что вы нас покинули? Мы не в состоянии долго сопротивляться неприятелю».

Майор Клюки, захваченный персиянами, был привезен в лагерь Аббас-Мирзы, который, прочитав с удовольствием это донесение, отпустил посланного в Тифлис. Так как в персидском войске были англичане и французы, Ермолов написал тушинскому коменданту сильный выговор, который был переведен на польский язык; он послал его с нарочным Аджихановым, взятым в плен персиянами и убитым ими после Елисаветпольского сражения. Между тем Паскевич, прибыв к войскам после блестящего Шамхорского дела, где был убит Амин-сардар и в котором князь Мадатов рассеял сильный неприятельский авангард, донес Ермолову, что все пространство от Шамхора до Елисаветполя было устлано неприятельскими трупами.

Неприятельская пехота, будучи довольно хорошо обучена иностранцами, выслав своих стрелков, открыла по нас сильный огонь; смелое наступление нашей пехоты, в особенности неустрашимого Ширванского батальона, заставило однако неприятеля обратиться в поспешное бегство. Персидский сарканг, или полковник, со своими сарбазами, или регулярною пехотой, некогда стоявший в карауле у Ермолова во время пребывания сего последнего в Султанин, где он часто у него обедывал, и вообразивший, что сам Ермолов предводительствовал нашими войсками, сдался лишь потому в плен Мадатову.