Михаил Погодин - Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Какую великолепную цитату выписали вы мне из Тредьяковского. Но не более ли себя подвергли вы казни эрмитажной, нежели меня, ибо не легче, конечно, было переписать. Как благосклонны вы в уподоблениях. Но едва ли бы выгодна была справедливость ваша уподобляемому? Теперь может сие относиться к другому, лицу гораздо примечательнейшему.

Roma quam quam semel, sed capta fuit; Petropolis nunqtuam!

Благодарю за обещание прислать следующий №, но я терпеливо буду ожидать его, когда возвращаться вы будете чрез страну нашу. Прежних четыре препровождаю. Кто сей проповедающий в пустыне? Видно, истощившийся издатель журнала искал средства наполнить свои книжки.

Что вы не указали мне на страницу 86-ю нумера 7-го? Достойна примечания, и сочинитель искусно поклепал французов или избегал строгости цензуры. Любопытно было бы знать, что сделала бы она, если б упомянуто было о немцах?

Весьма благосклонно вспомнили вы о моих ребятишках, а я научу их быть благодарными.

Имею честь быть и пр., покорнейший слуга

Алексей Ермолов.

16 февраля 1829 г. Орел».

К издателю «Московского вестника».

«Милостивый государь,

Михаил Петрович!

Сопровождая письмом самым обязательным, вам угодно было прислать мне сочинения ваши, переводы и журнал, вами издаваемый. Благодаря вас, милостивый государь, за внимание ко мне, приятно мне воспользоваться случаем изъявить то уважение, которое давно имел я к полезным трудам вашим, обогащающим словесность, расширяющим сведения об отечественной истории.

Имею честь быть и пр.,

покорнейший слуга

Алексей Ермолов.

23 апреля 1828 года.

Москва».

В 1831 году Ермолову случилось быть в Москве, в то время как приехал туда государь. Ермолов написал письмо (у меня не отмечено, по какому поводу). Государь назначил ему аудиенцию. Ермолов приезжает во дворец, но Государь еще не возвращался. Он дожидается час, другой. Начинают накрывать стол. Ермолов, не желая оставаться пред собирающимися лицами к обеду, поручил камердинеру донести, что был в назначенный час. Тот отвечал: «Вы приглашены и к столу». Ермолов остался. Государь вскоре приехал и увел его с собою в кабинет, где они оставались очень долго. Между тем собрались приглашенные гости. Государь вышел к нам из кабинета, ведя за руку Ермолова.

За столом был очень милостив.

На другой день было представление императрице, которой Ермолов до сих пор не видал, далекий от двора. Записавшись после московских дам, он спокойно дожидался вызова, как вдруг прежде всех был приглашен в кабинет. Несколько минут не подходил он к руке, опасаясь исполинской наружностью испугать вдруг императрицу, и уже после, как она привыкла к его виду, он приблизился к ней смелее.

Императрица была очень благосклонна. Вскоре пришел и государь. Вместе трое вышли они из кабинета, перед взорами удивленной московской знати. Начались толки. На каком-то следующем бале государь император остановил Ермолова в дверях между залою и буфетом и разговаривал с ним более часа, прервав сообщение в комнатах и привлекши общее внимание.

Все глаза устремились на Ермолова. Все чаяли его скорое возвышение, и придворные паразиты посыпали к нему с визитами. Ермолов на своих антресолях принимал всяких грандов.

Он назначен был членом Государственного совета и должен был отправиться в Петербург.

Ермолов был назначен заседать в комитете о преобразованиях карантинного учреждения, еще в каком-то подобном, а в комитеты по военной части: о военных дорогах России и о преобразовании конных полков – он не был назначен, хотя председатели, первого – Толь, и второго – Пален, не имея нужных для них сведений, обращались к нему частным образом с вопросами.

В совет он не ездил, под разными предлогами.

В Петербурге все говорили, что он смеется над советом, а Канкрин объяснял иначе. Все это было неприятно государю.

Военный министр Чернышев спросил его, согласен ли он принять на себя звание председателя в главном аудиториате.

«Единственным утешением была для меня всегда привязанность ко мне войска, – отвечал Ермолов, – и я не хочу потерять ее. Готов принять всякую должность, какую государю угодно возложить на меня, но только не могу быть наказателем».

Наконец Ермолов, потеряв терпение, написал просительное письмо к государю об увольнении и получил позволение уехать в Москву. Враги его торжествовали. Графиня N. N., приехав однажды к своей знакомой, воскликнула: «Кончено, сынтриговали!»

Так записано у меня, но вот как рассказывает об этом периоде из жизни Ермолова приверженец его Д.В. Давыдов.

«В бытность государя в Москве осенью 1831 года Ермолов был приглашен во дворец, куда он поехал в отставном мундире; государь, принявши его необыкновенно радушно, вышел из кабинета в сопровождении Ермолова, что было принято многими за знак особенного к нему благоволения.

Императрица, увидя его, не скрыла своего смущения; она сказала ему: «Je vous aurais reconnu a Pinstant meme, general; tous vos portraits vous ressemblent» [185]. Будучи позван к императорскому столу, он едва не навлек гнева государя принятием участия в некоторых польских генералах… Государя, начинавшего возвышать голос, Ермолов успокоил лишь словами: «Никто их, конечно, не убедит, что милосердие государя никогда не обратится на них».

Государь, ожидавший, что Ермолов, обласканный им, вступит вновь в службу, был крайне недоволен тем, что он даже не намекнул ему о подобном желании. Граф Бенкендорф, посетив Ермолова, сказал ему, по поручению государя, следующее: «Его величеству весьма неприятно то, что вы, будучи столь милостиво приняты им, не изъявили до сего времени желания поступить на службу».

Граф А.Ф. Орлов, посетив Ермолова в то время, как он собирался в подмосковную, объявил ему о воле государя, дабы он вступил вновь в ряды войска. Написав в этом смысле письмо к государю, Ермолов сам отправился к Хрущову, куда прибыл генерал Адлерберг с объявлением, что приказ о принятии его в службу состоялся. Таким образом Ермолов вновь надел мундир; это было с его стороны (по мнению многих) ошибкою, сильно потрясшею его огромную популярность [186].

Государь был, однако, первое время чрезвычайно милостив и внимателен к Ермолову, которому удалось, по кончине доблестного Н.Н. Раевского, выхлопотать вдове его следующие милости: ей было прощено 300 тысяч руб., ассигнациями казенного долга, а взнос должных покойным мужем еще 500 тысяч руб. был разложен на весьма продолжительные сроки.

По предложению Ермолова, указавшего государю на невыгоду бессрочных вещей, как, например, штыков, которые, не будучи отточены, делаются весьма часто на Кавказе добычей горцев; последовала отмена прежде бывших распоряжений по этому предмету.

Заседая в Государственном совете, Ермолов, никогда не почитавший себя (!) администратором, не принимал почти никакого участия в прениях. Он, однако, предложил отменить звание первоприсутствующих в департаментах сената: для наблюдения за правильным ходом дел было, по его мнению, достаточно обер-прокурора.