Михаил Погодин - Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Наскучила ли ему наконец эта, по всей вероятности, преднамеренная роль, или были на то другие причины, только в первых числах июня 1838 года Ермолов вдруг объявил, что на днях опять уезжает в свою подмосковную и нарочно избегает прощания с государем, чтобы не подпасть под затруднительный вопрос, когда он думает снова воротиться в Петербург. «Мне нечего скрывать, – продолжал он, – что я здесь совсем лишний человек: ко двору не гожусь, а в совете совершенно бесполезен, и говорю это, право, не для того, чтобы вымолить какой-нибудь комплимент: я в самом деле чувствую, что уже отжил свой век!»

К 1839 году принадлежит следующее письмо Ермолова к Паскевичу, собственноручное, найденное мною в бумагах, доставленных Я.М. Кириловым.

«Милостивый государь, князь Иван Федорович!

Я имел честь получить почтеннейшее письмо, которым ваша светлость уведомить меня изволили о последовавшем по докладу вашему, милостивый государь, его императорского величества высочайшем позволении мне приехать в Варшаву и осмотреть царства Польского крепости.

Опасаясь, чтобы сближающееся осеннее время не воспрепятствовало осмотреть со вниманием, которого требуют знаменитые сооружения, под распоряжением вашей светлости возводимые, я, для удобнейшего исполнения сего, отложил поездку мою до будущей весны.

С отличным почтением и совершенною преданностью имею честь быть вашей светлости, милостивый государь, покорнейший слуга,

Алексей Ермолов.

18 сентября 1839 г. Москва».

Странно, что это письмо осталось собственноручное. Разве Ермолов вследствие одной помарки вздумал переписать его и не уничтожил.

Кстати, расскажу здесь, что Паскевич приглашал его к себе в Варшаву, по дороге в чужие края. «Зарезал он меня», – сказал Ермолов, рассказывая о том Б.

В 1841 году Ермолов, говорят противники, снова явился в Петербург к бракосочетанию наследника цесаревича и, в качестве военного генерала, тотчас по приезде просил военного министра доложить государю о его приезде и желании представиться. Но день проходил за днем, и наконец наступил и канун свадьбы, а ответа все еще не было; без представления же невозможно было присутствовать и при церемонии. Вследствие того Ермолов решился вторично написать Чернышеву, и государь хотя напоследок и принял его, уже в самый день свадьбы, но без особой аудиенции, а просто перед разводом, в толпе других являвшихся, откланивавшихся и пр. В совете, как считавшийся в бессрочном отпуске, он в этот приезд не присутствовал.

Ермолов опять заключился в деревню, из коей не выезжал ни летом, ни зимой, утешался подчас слухами общей преданности, до него доходившими, доказательствами преданности его старых сослуживцев, которые, одни за другими, приезжали навещать его в уединении, и, наконец, звуками русской лиры, возвышавшей всегда свой благородный голос в пользу униженного достоинства.

Приведем здесь кстати некоторые стихотворения в честь Ермолова, из разных периодов:

Жуковский

Пушкин

Лермонтов

Страсти утихали, вспыхивая только изредка в острых словах или в удерживаемых движениях, волосы побелели, орлиный взор начал угасать. В 1840 (?) Ермолов купил себе деревянный дом в Москве тысяч в 15 ассигнациями, и с этого времени, как Мухаммед с бегства из Мекки в Медину, считает он свою мудрость.

Жизнь свою проводит он следующим образом: встает в 6 часов, читает, пишет, с 10 часов начинаются посещения, преимущественно навещения, кушает один раз в день, но плотно, после обеда переплетает, читает и принимает гостей, которых любит удерживать до поздней ночи. В табельные дни является он в собрании, на балах, ездит в театр. Приверженные к нему русские люди, старые и молодые, оборачиваются всегда в ту сторону, где стоит Ермолов, опершись на верную свою саблю, и смотрят в задумчивости на его белые волоса, на эту львиную голову, стоящую еще твердо на исполинском туловище, и ищут в потускневших глазах его глубоко запавшие мысли. Государь во время посещений своих Москвы осыпает его ласками.

В день открытия Кульмского памятника Ермолов получил Андреевский орден, которого не имел до тех пор.

В 184… году Ермолов получил приглашение на Вознесенский смотр. Из Вознесенского вся свита приехала в Одессу. Государь отправился оттуда в Грузию. Предусмотрительность врагов Ермолова, опасавшихся, чтобы государь не взял его в Грузию, где дела были тогда в очень дурном положении, была так велика, что они накануне отъезда не постыдились обмануть его, сказав, что государь поедет без парада. Ермолов пришел на берег и смешался с толпою; как вдруг явился государь с многочисленною свитою, провожавшею его в военных мундирах…

На открытие Бородинского памятника Ермолов был также приглашен и рассказывал государю о подробностях сражения. Преследуя графа Витте, вместе с государем, Ермолов не утерпел сказать: «Граф Витте бежит в самом деле, как от неприятеля».

В последнее время государь начал говорить с ним даже о Грузии.

В 1845 году Ермолов получил приглашение на свадьбу великой княжны Ольги Николаевны. Государь осыпал его новыми ласками. За обедом провозглашен был тост: за здоровье оставшихся в живых героев Бородинского сражения. Государь подошел к Алексею Петровичу. «Пью за твое здоровье», – сказал он ему. Ермолов благодарил за такую честь и заметил, что здесь находился еще старший представитель, именно князь Горчаков, бывший в сражении корпусным начальником.

Однажды государь взял Ермолова вместе с Паскевичем в Кронштадт.

Их встретил адмирал Беллинсгаузен, уже старик. До тех пор Ермолов не был с ним знаком.

– Пред вами стоит обладатель острова на Тихом океане, – сказал ему Алексей Петрович вместо приветствия.

Остров этот был открыт Беллинсгаузеном и назван им островом Ермолова.

– Вы-то меня не знали, – отвечал ему адмирал, – а я-то вас давно уже знал.

Беллинсгаузен, несмотря на свою немецкую фамилию, ни слова не знал по-немецки и очень сошелся с Ермоловым.

В 1843 году имел я честь представиться Алексею Петровичу и описал первое свое посещение в «Московских ведомостях» прошлого года [189].