Михаил Погодин - Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Если вы уже не хотите, как человек, постигающий ужасное положение, в котором мы теперь находимся, продолжать командование армией, я, при всем уважении моем к вам, буду называть и считать вас невеликодушным. Принесите ваше самолюбие в жертву погибающему отечеству нашему, уступите другому и ожидайте, пока не назначится человек, какого требуют обстоятельства.

Пишите, ваше сиятельство, или молчание ваше будет ужасно обвинять вас».

«Эх, брат, взяли! Вот вам правый фланг, вот Поречье! Мало повесить! А ты, мой милый, очень на меня напал и крепко ворчишь! Право, нехорошо! Я знаю, что любишь меня и за то крепко нападаешь. Я сам, мой друг, тебя люблю так, как более не могу. Но что мне писать Государю, сам не ведаю. Я писал, что соединился, просил, чтоб одному быть начальником, а не двум. Посылаю ему все мои отношения, равно и министра ко мне в копии, чтоб он ведал, но ни на что ответа не имею, а более писать я не ведаю что. Если написать мне прямо, чтобы дал обеими армиями мне командовать, тогда Государь подумает, что я сего ищу не по моим заслугам или талантам, а по единому тщеславию. А вы теперь берегитесь, чтобы Бонапарте не сделал с вами штуку данцигскую. Имейте ежедневно известия от графа Витгенштейна. Не идут ли на него и на Тормасова? Посылайте теперь, как можно, в Ивню и Рудню, хотя большую часть кавалерии прогнать пехоту из Рудни. Там есть еще десять полков кавалерии и пехоты. Зачем Платова бросаете так далеко вправо? Его посылайте с нашею кавалерией на Рудню и Бабиновичи. Там их, говорят, довольно очень. Там надобно их хорошенько пощупать. Ради бога, думайте о продовольствии настоящем и будущем, и рекомендую вам главную вещь: вы должны все бумаги министра внизу подписывать, яко главного штаба начальник. Вы должны всю переписку знать министра с нами, по части военной; иначе будете отвечать; и поздно будет сказать: «Я не знал, мне не сказали!»

(Окончание письма потеряно.)

(Получено 6 августа на марше от Смоленска к Дорогобужу.)

«Ваше сиятельство!

Имеете все право нас бранить, но только не за оставление Смоленска. После мы вели себя героями, правда не совсем благоразумно, однако же геройски. Когда буду иметь счастье вас видеть, расскажу вещи невероятные. Смоленск надо было защищать; но заметьте, что неприятеля нет доселе в Ельне, следовательно, все силы его были у Смоленска, а мы не были так сильны после суточной города обороны.

Наконец, благодаря Бога, хотя раз мы предупредили ваше желание вам угодно было, чтобы мы остановились и дрались; прежде получения письма вашего я получил уже о том приказание. Теперь, почтеннейший благодетель, надлежит вам оказать нам помощь. Пусть доброе согласие будет залогом успеха; если Бог защищает правую сторону, то он благословит наше предприятие и будет нам помощником. Представьте себе, ваше сиятельство, что два дня решат участь сильнейшей в Европе империи, и вам судьба представляет эту славу. Самая неудача не должна отнять у нас надежды; надо противостоять до последней минуты страшным усилиям могущественного соперника; одно продолжение войны представляет вернейший способ восторжествовать над злодеями нашего отечества. Боюсь, чтоб опасность, угрожая древней нашей столице, не заставила бы прибегнуть к миру, но это мера малодушных и робких. Все надо с радостью принести в жертву, когда под дымящимися развалинами жилищ наших можно погребсти врагов, ищущих гибели нашего отечества. Благословит Бог. Умереть должен россиянин со славой».

«Любезный друг Алексей Петрович!

Министр пишет мне, как изменнику. Это истинно больно, но я не могу служить никак. Дела мои и все движения не ему отдам на суд, но целому свету, и, сколько он меня ни путал и двулично ни писал, я все вышел и выйду в честью. Армия в три дня у Смоленска не от меня. А кому должна благодарить Россия, то министр должен ведать. Я не токмо огорчен и взбешен, но более. Итак, армия моя, наполненная единодушием, верою и пробравшись весьма бестолковыми направлениями от министра, дошла, однако, до цели. Но как бы то ни было, я не слуга Барклаю; ибо я до сих пор думал: я служу государю и отечеству, а по его отношению вижу, что ему. Итак я в три дня в Смоленск и армию ему отдаю. А я очень нездоров и с ума сошел точно по милости Б. Следовательно, сумасшедший не токмо защитить отечества, но и капральством не может командовать. Министр более не мог меня уже огорчить, как огорчил, и полно! Прощайте. Вам всем Бог поможет, и дай вам Бог все, и мне пора в чужой хижине оплакивать отечество, по мудрым распоряжением иноверцев. Дайте знать, что у вас делается по известиям. На Ельню неприятеля не слышно. Я от вас два дня ничего не имею. Что делается в Смоленске? Куда они идут, за вами или остановились? Где Платов и какое его направление? Нужно нам собрать людей. Усталых много; отдохнуть надобно. Подумайте укомплектовать в Дорогобуже. Пора отсылать в Москву и дать знать, чтобы готовили людей. Равно в Калуге, в Ярославле, в Твери, а где еще в других местах. Скажите, ради Бога, зачем оставили Смоленск и какое намерение министра? Куда мы пойдем, по крайней мере знаете ли, что неприятель делает и куда он пошел? Прошу дружески, дайте мне знать обо всем. Надобно примерно наказать того офицера квартирмейстерской части, кто вел Тучкова. Вообрази, что 8 верст вывел далее и Горчаков дожидался до тех пор, пока почти армия ваша пришла. Ради бога, дай знать! Ей-богу, с ума надобно сойти от бестолковщины.

Весь ваш Багратион.

8 августа».

«Я к вам писал два раза, нет ответа: прошу доложить министру, куда он делает направление армии? Я писал к нему, нет ответа. Я не понимаю, что все значит, зачем вы бежите так и куда вы спешите? Бойтесь Бога, что с вами делается, за что вы мною пренебрегаете? Право, шутить не время. Ежели я пишу, надобно отвечать! Здесь навалена бездна обозов и всякой мелочи, равно милиция. Что вы не делаете никаких распоряжений? Если вы хотите прийти сюда завтра, эта напрасно. Что вам стоило мне отвечать вчера о ваших намерениях? Бойтесь Бога! Устыдитесь России, дайте людям отдохнуть! Вы их замучили. Ежели неприятель за вами следует, можно видеть. Места открытые и далеко видны. У Ельни стоят мои казаки и на дороге к Рославлю. Там нет ничего. Воля ваша, отсюда ни шагу назад, а ежели вы прочь, то я вам оставлю армию и поеду тотчас к государю, донесу, что это нарочно делают, для гибели России.

Князь Багратион.

Прошу ваше превосходительство доложить начальнику и дать мне ответ.

9-го дня августа.

Дорогобуж».

«Милостивый государь,