Михаил Погодин - Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Ты не воображаешь, сколько я восхищен, что под твоим начальством служат татары храбро. Я все то опишу в рапорте государю и уверен, что он будет весьма доволен.

По причине неверности в сообщениях буду я впредь писать тебе так, чтобы бумаги, доставшись в руки неприятеля, ничего не могли открыть ему.

«Ne provoquez point les Akouschi, je voudrais qu’ils fussent tran-quilles jusqu’a mon arrivee en Daguestan. S’ils veulent prendre la defense d’Abdulla Beck, vous prendrez alors une position pour defendre Kouba d’une invasion. Quoique votre detachement n’ait pas des forces considerables, ils ne descendront pas dans la plaine pour vous attaquer, et vous pourrez, en cas qu’ils hasardent quelques parties, tomber sur eux avec votre cavalerie, car ils ne peuvent en avoir ni d’aussi bonne que la votre, ni meme de plus forte. Je ne pretends pas que vous restiez toujours dans la position, je veux seulement, que s’ils allaient passer le Samour, vous soyez a portee de le leur defendre, ou les battre au passage; car si vous passiez d’abord – vous ne pourriez le faire a terns. Vous savez que la province de Kouba reste sans troupes et Schih-Ali-Khan у a beaucoup de partisans.

Je crois que la defaite d’Abdulla-Beck, produit une terreur dans les montagnes et n’influera pas peu sur la conduite du scelerat Sou-rhai-Khan, dont vous devez strictement observer toutes les demarches; aussi bien que du traitre Mustapha, sans toutefois les aigrir tous les deux, jusqu’a un certain terns.

Je desirerais que les sujets d’Outzmey lui fussent obeissants, mais soupgonneux et fourbe comme il est, il ne les emploie pas contre nous.

Tachez de lui insinuer que sans la protection du gouvernement il ne peut que perdre, et que jamais il n’y aura de repos dans ses possessions.

Adieu cher Madatow; je n’ai qu’une chose a vous recommander, c’est de prendre garde aux Akouschis, et qu’ils ne vous arrivent avec de trop grandes forces. Le moindre mouvement retrograde de votre part pourra les encourager et faire du tort a nos affaires. Tachez de tenir la plaine ou vous serez invincible, mais quittez au plutot le pays montagneux de Tabassaran, d’oii il ne vous sera pas facile de sortir en leur presence [176].

У меня несколько дней жил наш Франк, бывший при Воронцове. Он был у вод и вчера только поехал отсюда. Не можно представить, какие забавные рассказывает он вещи.

Верный Ермолов.

22 августа 1819 г.

Андрей».

«Господину генерал-майору и кавалеру князю Мадатову Государю императору донес я о действии вашем в Табасаране, отдавая должное уважение благоразумным распоряжением вашего сиятельства и быстрому исполнению оных.

Я не упустил поставить на вид доверенность, снисканную вами у подчиненных вам мусульман, которые столько храбро сражаются под вашею командой.

Мне не менее приятно будет донести и о последних успехах, приобретенных вами над Эмир-Гамзою и прочими собравшимися с ними нашими неприятелями. Из последних действий ваших сужу я, что должен быть большой страх между врагами нашими, ибо и добыча досталась войскам богатая, и, что всего более, что захвачены были жены и дети. Здесь редки весьма подобные случаи и потому должны производить полезное впечатление и послужат к убеждению их уклоняться беспокойств и искать покровительства нашего. Потеря имущества нелегко и нескоро вознаграждается.

Одобряю весьма, что возвратили захваченных женщин; не говорю ничего и против освобождения пленных, ибо полезно вразумить, что русские великодушно даруют и самую жизнь, когда не делают упрямой и безрассудной защиты. Весьма хорошо изволили сделать, что нукеров отправили в крепостную работу в Дербент. Они не прежде должны получить свободу, как господа их окажут нам опыты несомненной верности.

В рассуждении пленных предлагаю вашему сиятельству, к соблюдению впредь, следующие замечания: внушить войскам, чтобы не защищающегося или паче бросающего оружие щадить непременно; при малейшей защите истреблять необходимо и, тем пользуясь, не обременять себя излишним и тягостным числом пленных; отдавшихся, по усмотрению, освобождать, но всегда удерживать беков и всяких приближенных людей и служителей, принадлежащих изменникам, против нас действующим; и тех и других отправлять в крепостные работы, как то весьма основательно сделали ваше сиятельство с нукерами Ибах-бека.

11 сентября 1819 г. Андрей».

(Писано на французском.)

«Господин генерал-майор князь Мадатов!

Гнусная измена Уцмия в то время, когда вы заботились единственно о благе его семейства и о средствах возвратить ему милости правительства, поставила вас в необходимость прибегнуть к оружию, и я вполне доволен как мерами, благоразумно вами принятыми, так и исполнением оных, доказывающим деятельность и мужество, вас отличающие. Многочисленные народы, против коих вы должны действовать, не могут быть иначе предупреждаемы в своих предприятиях, как быстротою, вами так успешно приводимою в действие; возвращаясь всегда в ваш укрепленный лагерь, вы лишаете их способов нападать на вас и оставляете их в неизвестности о ваших намерениях.

Они не будут в возможности долго переносить сего тягостного для них положения; действуя таким образом с малочисленным вашим отрядом, вы избрали самый лучший путь к достижению желаемого успеха. Я вас прошу, генерал, не иметь более никаких сношений с Уцмием, разве только если сей последний согласится послать старшего своего сына в виде аманата в Дербент, и побудить своих подданных присягнуть в верности государю императору. Вы не должны с ним иметь свиданий, ни переписываться, и я должен еще вам заметить, господин генерал, что вы поступили не совсем благоразумно, приняв приглашение Уцмия видеться с ним в Иран-Харабе, ибо сей злодей готов решиться на всякое преступление».

«Любезный брат Денис!

Как житель Азии, неловкий и одичавший, из мрачного Дагестана нашел время писать к тебе, пирующему между друзей, среди шумных веселостей контрактов; но, любя тебя, забыл неприличие времени.

Благодарю за письма, хотя, к сожалению, чрезвычайно редкие; скажу коротко и о себе, ибо Александр Раевский, сопутствующий мне из любопытства видеть здешний край или, лучше сказать, бежавший от лекаря, истреблявшего горькие плоды сладостнейших воспоминаний, и долгое время шатавшийся со мною в горах, подробно тебе обо всем перескажет. Мне остается прибавить, что я приятное лицо мое омрачил густыми усами; ибо, не пленяя именем, небесполезно страшить наружностью. Здесь всякое безобразие у места… Я многих, по необходимости, придержался азиатских обычаев и вижу, что проконсул Кавказа жестокость здешних нравов не может укротить мягкосердием. И я ношу кинжал, без которого ни шагу. Тебе истолкует Раевский слово канлы, значащее взаимную нежность. Они здесь освящены законом, утверждены временем и приняты чистейшею нравственностью. Мы в подобных случаях не столько великодушны и взаимные нежности покрываем тайною.

Я думаю ехать нынешнюю зиму в Петербург и приготовляюсь на оные. Не обвините меня, если я появлюсь в панцире. Тут плохо будет со мною разделываться. Скажи, брат любезный, прося меня достать тебе бурку, не подозревал ли ты чего о щеголеватом одеянии? Я бы жалел о тебе, ибо ты многими уже приятностями в жизни должен быть привязан к спокойствию.

Еще скажу тебе, что я половину каждого года, иногда и более проживаю в лагере, шатаюсь по горам, неприятели повсюду, измены рождаются новые на каждом шагу, спокойствия нет, трудов много и славы никакой! Недавно кончил я в здешнем роде знаменитую экспедицию: Раевский тебе о ней скажет. Счастье, лаская меня, кажется, себя нежит, мне все достается дешевым образом, хотя друзья мои в столицах ежегодно меня и моих товарищей по несколько раз убивают. Боюсь, чтобы не явилось виною Язонов, смотря на мое счастье. Здесь золота уже ни золотника давно не находят.