Павел Нерлер - Осип Мандельштам и его солагерники

Буданцев Сергей Федорович (1896–1940) — прозаик и поэт, член группы «Центрифуга». Арестован 26 апреля 1938 г., а 8 октября этого года осужден Особым совещанием на 8 лет лишения свободы. Прибыл на Колыму этапом на пароходе «Дальстрой» 6 июня 1939 г. Был направлен на прииск «Дусканья» Южного ГПУ, где работал на добыче золота забойщиком в шахте. В конце 1939 г. направлен на инвалидную командировку ОЛПа «Инвалидный» (23/6 км основной трассы), где и умер 6 февраля 1940 г. в результате «…крупозного воспаления правого легкого и миодегенерации сердца…». Реабилитирован Судебной Коллегией Верховного Суда СССР 12 февраля 1955 г. ( Бирюков А. М. Жизнь на краю судьбы. Магадан: ОАО «МА-ОБТИ», 2005. С. 277–289).

В июле 1967 г. Злобинский переехал из Перловской, где его не смог разыскать Морозов, в Мытищи, жил по адресу: Мытищи-8, Юбилейная ул., 3, к. 3, кв. 64 (привожу его на тот случай, если потомки Злобинского отзовутся и сообщат что-то новое хотя бы для энциклопедической справки о нем).

Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1989. С. 427–430; Перепеч.: Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1999. С. 522–524.

РГАЛИ. Ф.1893. Оп. 3. Д. 200. В письмах от 11 и 28 января 1968 г. Злобинский, встретивший упоминание книги О. М. в издательском плане, просит Н. Я. об экземпляре, а в письме от 1 марта того же года благодарит за полученную книгу (очевидно, за «Разговор о Данте»).

Там же. Д. 281.

Об этом времени он написал 10–12-страничные записки, которые передал Эренбургу.

С подачи Крепса, он был бригадиром кухонной бригады еще во Владивостоке.

Злобинский запомнил, что его отец, чекист, сам погиб в Большой террор.

Его уникальное имя — Дадиомов — Злобинский вспомнить не смог, зато помнил его фаланги без отмороженных пальцев, как и то, что осужден он был за восхождение на Эльбрус с немцами.

Отправлено с адреса: Московская область, Мытищи 141020, Юбилейная ул., 3, к. 3, кв. 64.

Большая часть его письма — подробный рассказ о тех удивительных льготах, которыми пользовались в ГУЛАГе инвалиды:

«…При приеме в больницу была дискриминация в отношении ходячих больных нашей категории. <���…> Я это наблюдал сам в 1938 г.в Читинской обл. и во Владивостоке, но с 1939 г.подули другие ветры — нас „без всяких“ принимали в больницы любогоранга. Так было до самого конца пребывания моего в тех местах. Я сам провел 4(!) месяца в центральном госпитале в 1940–1941 гг. и 1 месяц в местной больнице в 1946 г. А с осени 1942 г. во много раз усилилось внимание инвалидам. Для них были сделаны повсеместно (по всем „епархиям“ СССР) уменьшенные рабочие дни (по 8, 6 и 4 часов) с соответствующим уменьшением норм выработки. Летом 1941 г. нас — инвалидов и всехтуберкулезников — собрали в один пункт и с 1942 г. до самого конца моего пребывания в нем (1946 г., осень) всетуберкулезники и большая частьдругих категорий инвалидов получали систематическииз месяца в месяц специальное больничное питание (трехразовое). „Вольняшки“ нам с завистью говорили, что мы, т. е. инвалиды, питаемся лучше их. Все то, что я пишу (о питании), звучит невероятно, но так оно и было — я живой свидетель»

— (заслугу установления такого либерального режима Злобинский относил на счет начальника лагеря Б. (предположительно — Б. Бялика)).

Наша датировка этого контакта 1964 годом — чистая условность, подчеркивающая то лишь, что попытка контакта с «поэтом Р.» предшествовала контакту с «физиком Л.».

Мандельштам Н. Воспоминания // Собр. соч. В 2 тт. Т. 1. Екатеринбург, 2014. С. 477–478.

Биографически это маловероятно, ибо на Колыму он попал еще в «до-ванинское» время.

См.: Кормильцев Ю. «Я список кораблей прочёл лишь до средины…» (старейший краевед Магнитки Ю. Г. Функ о встрече на Колыме Бориса Ручьева с Осипом Мандельштамом) // Челябинский рабочий. 1998. 10 марта (благодарю А. Смолянского за помощь в ознакомлении с ее текстом).

Письма и фотографии К. Е. Хитрова и М. П. Смородкина предоставлены их дочерьми, Натальей Константиновной Мельниковой и Светланой Михайловной Смородкиной, а также Дмитрием Игоревичем Малевичем, внуком П. Х. Малевича. Автор сердечно благодарит: Т. Г. Кувырталову, Е. Е. Чернову и Л. К. Чернову — за помощь в идентификации «физика Л.»; Н. К. Мельникову, М. А. Хитрова, С. В. Мироненко, Д. Ч. Нодия и Л. А. Роговую — за помощь в сборе материалов о К. Е. Хитрове; И. Арскую, М. Я. Буткеева, ЕР. Злобину, Н. Ю. Катонову, Н. Е. Клеймана, Д. И. Малевича, Н. М. Молеву, Т. А. Ренде, А. Д. Сарабьянова, С. Сафонову, С. М. Смородкину, В. В. Сухова, М. А. Хитрова и И. Чувилина — за помощь в сборе материалов о М. П. Смородкине и П. Т. Малевиче. Особая благодарность — Г. Суперфину, чьи остроумные догадки и советы позволили уточнить множество деталей в биографиях этих художников.

Об этом же просил Эренбурга в феврале 1963 года (то есть еще при Хрущеве!) и Д. И. Злобинский.

В одном из датированных 1966 годом набросков Н. Я. видна попытка сретушировать и это: «Л.» там не «физик», а «инженер», к тому же уже «покойный» (РГАЛИ. Ф. 1893. Оп. 3. Д. 108. Л. 26).

См.: http://smenschool.edusite.ru/p8aal.html.

У К. Хитрова была старшая сестра Мария (1902 г.р.) и трое старших братьев — Александр (1904 г.р.), Борис (1905 г.р.) и Юрий (1910 г.р.).

В есенинском музее в Константиново выставлен первый сборник «Радуница» с дарственной надписью Хитрову-старшему.

Сохранились и два следственных дела: ГАРФ. Ф. Р-10035. Дело Л-839 и П-49535 (соответственно, за 1936 и 1938 гг.).

Во время следствия коллективное дело имело № 361.

Несловоохотливый К. Е. Хитров рассказывал членам своей семьи, что у одного из стукачей был и личный мотив: оба ухаживали за одной и той же девушкой.

В письме родным от 31 декабря 1951 г.

Сначала старшим бухгалтером, потом заместителем главного бухгалтера.

Из письма родным от 19 ноября 1943 г.

В письме родным от 31 декабря 1951 г.

ГАРФ. Ф. Р-10035. Дело № П-22721 в пяти тт. Т. 1.

Сохранились у дочери.

Со ссылкой на: ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 4. Д. 79. Л. 380–382. Опубликовано в: http://therese-phil.livejournal.eom/4291.html#. Узнав об этой истории, внук П. Малевича написал в электронном письме:

«…Я знаком с технологией, которой пользовались художники-графики в издательствах в то время. Пока дед был жив, он мне показывал и рассказывал, как делаются книги. В том числе и рисунки в них. Вкратце опишу старинный, трудоёмкий способ получения графического изображения для последующей печати рисунка в книге. Берётся фотография, которую необходимо превратить в графический рисунок. Художник тончайшим пером под лупой несмываемой тушью обрисовывает контуры изображённых людей и предметов. Далее он формирует тени и полутени на изображении с помощью более или менее частого заштриховывания. Это графическая сеточка. Сейчас такое можно увидеть, например, на деньгах. На долларах, при проведении ногтем по воротнику Президента США, эту графическую сеточку можно даже почувствовать. „Лишние“ детали при таком способе исполнения рисунка не возникают практически никогда. Но если и возникают, то не специально с вражескими целями, а только для того, чтобы графический рисунок в каком-то незаштрихованном месте не потерял выразительность, не появилась бы „белая пустота“. После завершения рисунка, эту „модифицированную“ фотографию помещают в раствор отбеливателя — красной кровяной соли. Металлическое серебро фотографии, которое формировало чёрно-белое фотоизображение, смывается. Затем фотографию промывают и „осветляют“ в растворе сульфита натрия безводного, так как после красной кровяной соли фотобумага перестаёт быть белой. В итоге мы получаем графический рисунок пером на белой бумаге, пригодный для дальнейшего использования в технологическом процессе издательства. Арестовать и осудить художников за графическую сеточку — это за гранью моего понимания».