Петр Мартьянов - Дела и люди века: Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. Том 1

Городничий объявил, что без разрешения губернатора допустить его к графу не может. При этом отобрал у него находившиеся при нём бумаги и, запечатывая их, сказал, что за получением дозволения ему придется ехать в Новгород.

Павловский догадался.

— Стало быть, я под присмотром? Не поеду. Вы сего сделать не можете.

Городничий предъявил ему высочайшее повеление.

— Я не могу ехать, я болен, разве связать велите…

Городничий взял у него шпагу и в сопровождении сержанта и караульного отправил Павловского к губернатору, при донесении, в котором назвал его бывшим секретарем и клевретом Суворова.

Митусов отправил Павловского и отобранные у него бумаги в Петербург [17] Донесение от 23-го августа, где, между прочим, Митусов писал: «так как многие собираются ехать к графу, то куда их отправлять и откуда брать прогоны». Из этого можно заключить, что тюремщики Суворова смотрели на него, как на опасного заговорщика. . На допросе в Тайной экспедиции Павловский показал: в службу вступил в 1792 г., кадетом, в 1794 г. переименован в поручики, и с рекомендацией от Михаила Васильевича Каховского к гр. Суворову, прибыл к нему в Петербург, в 1796 г. с графом приехал в Тулчин и произведен в ротмистры Таврического конно-егерского полка. Когда граф Суворов был уволен от службы, Павловский поехал в Кобрин, где граф подарил ему 50 душ; вскоре потом, по Высочайшему повелению, он был арестован в числе 18-ти офицеров советником Никелевым и отвезен в киевскую крепость, через два месяца его вместе с другими освободили и уволили, с позволением жить где кто пожелает. Павловский поехал в пожалованную ему графом деревню, и по хозяйственным делам имея надобность видеть графа, поехал к нему, где и был арестован и выслан под караулом в Петербург.

По докладе об этом Императору Павлу, 28-го августа, последовала резолюция: «Павловского выпустить, дав ему помочь в исправлении его нужд по деревням. Переписку графини Зубовой и её людей не свидетельствовать. Сиону быть при графе Суворове, яко воспитателю его сына, не возбранять, но другим никому к графу приезд не дозволять».

24-го августа, городничий доносил: «Ничего не случилось, кроме разговора, состоящего в том, что граф племянницу свою, которая приехала из Петербурга с его дочерью, девицу Евпраксию Раевскую, выдает в замужество за Боровицкого помещика, капитан-лейтенанта Александра Румянцева, и дает в приданое из своего имения сто душ, но с тем, чтобы жить ему Румянцеву, в доме его сиятельства»; а от 1-го сентября повторил: «Суворов ожидает разрешения о дозволении будущему мужу его племянницы жить с ним».

По доведении о сем до сведения государя, 26-го сентября, последовала резолюция: «Свадьба сия не должна быть запрещена, равномерно и пребывание их при графе».

Но полицейский надзор или не вполне удовлетворял требованиям, или его признали нужным усилить, только князь Куракин, собрав справки о разных соседях графа Суворова и избрав одного из них, помещика, отставного коллежского советника Феоктиста Афонасьевича Долгово-Сабурова, имевшего в 50-ти верстах от Боровичей 300 душ крестьян, предложил ему иметь секретный присмотр за Суворовым. На это достойный помещик, письмом от 14-го августа, отвечал генерал-прокурору, что по слабости здоровья, давнишнею чахоткою изнуренного, он не в состоянии исполнить возложенного на него поручения, а что это правда — подтвердит и губернатор.

Император Павел, по выслушании об этом доклада, 4-го сентября, повелел: «Надзирать за графом Суворовым поручить г. Николеву, который за ним быль отправлен, предписывая ему надзирание сие чинить наездами».

Николева командировали в Боровичи, куда он и прибыл 22-го сентября.

В «Чтениях Московского Общества Истории и Древностей Российских» 1862 года, кн. IV напечатана «Секретная инструкция отправленному по Высочайшему повелению в Боровичи коллежскому асессору Николеву для надзирания за Суворовым» [18]. Но инструкция эта Высочайше утверждена не была. Николев при отъезде просил инструкции. Князь А. Б. Куракин поручил Александру Семеновичу Макарову «изготовить надлежащую инструкцию» и повеление о командировке Николева записать в список секретных указов. Инструкция была поднесена на монаршее воззрение 25-го сентября, при чём испрашивалось повеление: оставаться ли Вындомскому при Суворове. Император Павел повелеть соизволил: «Боровичскому городничему остаться при его должности, а смотрение за графом Суворовым иметь коллежскому асессору Николеву, которому особой инструкции не давать, а предписать ему, чтобы он уведомлял о всех действиях и упражнениях графа Суворова».

22-го сентября, Вындомский сделал последнее донесение: «Вчера шляхтич Красовский, управляющий имениями Суворова, привез бриллиантовые вещи и оброку 3000 р. и отдал графу, и отправлен обратно в экономию. Графиня Зубова, графский сын Суворов, девица Раевская и майора Сиона жена вчера отправились в Петербург. Здоровье графа в прежнем положении, но сам граф говорит, что слаб». Вместе с тем Вындомский представил присланное на имя графа Суворова письмо майора Антинга из Петербурга.

От того же 22-го сентября, сделал свое первое донесение и Николев. Отрапортовав о приезде своем в Кончанское 20-го сентября и выезде детей Суворова со свитою в Петербург 21-го сентября, в ночь, он описал образ жизни и встречу с Суворовым следующими словами: «Графа нашел в возможном, по летам его, здоровье, ежедневные его упражнения суть следующие: встает до света часа за два, напившись чаю, обмывается холодной водою, по рассвете ходит в церковь к заутрене и не выходя слушает обедню, сам поет и читает; опять обмывается, обедает в 7 часов, ложится спать, обмывается, слушает вечерню, умывается раза три и ложится спать. Скоромного не ест, во весь день бывает один, и по большей части без рубашки, разговаривая с своими людьми: одежда его в будни канифасный камзольчик, одна нога в сапоге, другая в туфле, в высокоторжественные дни — фельдмаршальский без шитья мундир и ордена, в воскресные и праздничные дни — военная егерская куртка и каска.

«По свидании со мною, встретил меня печальным видом, спрашивая: «откуда я приехал»? Я сказал, что проездом в Тихвин заехал, на что он мне сказал: «я слышал, что ты пожалован чином, правда и служба большая, всё служил, выслужил… улыбаясь повторил: продолжай эдак поступать, еще наградят». Я в ответ ему сказал, что исполнять волю монаршую первейший долг всякого верноподданного; он на сие мне отвечал: «я бы сего не сделал, а сказался бы больным». Но как я ему сказал, что крайне удивляюсь, слыша от него такие советы, то и замолчал, и я тотчас вышел вон. На другой день, даже до сегодня уже гораздо нашел его снисходительнее и ласковее, а по причине графинина отъезда много плакал и сказывается больным, признавая в себе во многих членах припадки паралича, но ни мною, и никем здесь оные не видимы и не примечены. Шляхтич Красовский сей день в Кобрин отправлен, осмотрен и с графом не видавшись».