Петр Мартьянов - Дела и люди века: Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. Том 1

Донесения от 1-го октября, 10-го ноября, 28-го декабря 1797 года и 11-го января 1798 года.

Письмо это следующего содержания: «Милостивый государь мой, граф Александр Васильевич. Крайность моя принудила беспокоить вас моею просьбою; тридцать лет я ничем вас не беспокоила, воспитывая нашего сына в страхе Божием, внушала ему почтение, повиновение, послушание, привязанность и все сердечные чувства, которыми он обязан к родителям, надеясь, что Бог столь милосерд, преклонит ваше к добру расположенное сердце к вашему рождению; вы, видя детей, да и детей ваших вспомните и несчастную их мать, в каком она недостатке, получая в разные годы и разную малую пенсию, воспитывала сына, вошла в долг до 22 000 рублей, об которых прошу сделать милость заплатить. Не имею дому, экипажу, услуги и к тому принадлежащее к домашней всей генеральной надобности, живу у брата и у благодетеля и отца моего, который подкрепляет мою жизнь своими благодеяниями и добродетелями. Но уже, милостивый государь мой, пора мне его оставить от оной тягости с покоем, ибо он человек должной, хотя я и виду от него не имею никакого противного, однако, чувствую сама каково долг иметь на себе. А государю императору угодно, чтобы все долги платили, то брат мой и продает свой дом, и так рассуди милостиво при дряхлости и старости, каково мне прискорбно, не имев себе пристанища верного и скитаться по чужим углам; войдите, милостивый государь мой, в мое состояние, не оставьте мою просьбу, снабдите всем вышеписанным моим прошением. Еще скажу вам, милостивый государь, развяжите мою душу, прикажите дочери нашей меня несчастную мать знать, как Богом узаконено, в чём надеюсь, что великодушно поступите во всём моем прошении, о чём я всеискренне прошу вас, милостивый государь мой, остаюсь в надежде неоставления твоей ко мне милости.

Милостивый государь мой, всепокорная жена ваша графиня

Варвара Суворова Рымникская.

Октября 1-го дня 1797 года.

Донесение от 14-го октября.

По сему сведению у Суворова находилось: имений родовых 2080 душ, пожалованных 7000 душ, всего 9080 душ, оброку с них 50 000 рублей, каменный дом в Москве стоит 12 000 р. Пожалованных алмазных вещей на 100 000 рублей. Долгу на графе Суворове: в Воспитательном Доме 10 000 рублей, графу Апраксину 2000 рублей, князя Шаховскому 1900 рублей, Обрезкову 3300 рублей, всего 17 200 рублей. Графине Суворовой выдавалось ежегодно по 3000 рублей. Предназначено в подарок: графу Зубову 60 000 рублей, Арсеньевой — 30 000 рублей.

«Суворов», ст. гр. Д. А. Милютина «Русский Вестник» 1856 года, книга 6.

Лицам, на которых государь гневался, он говорил уже не «ты», а «вы».

Очерки Беломорского и Приамурского краев вышли отдельными изданиями, под заглавиями: «Год на Севере» и «На Востоке».

Указы 1669 и 1679 годов.

Летом 1857 г. в тюрьмах карийских гнездилась повальная и смертная цинга. Люди заболевали от великих усиленных работ ради исторических ста пудов золота, когда все ссыльные каторжные сгруппированы были здесь и размещены в тесных и сырых помещениях. В результате было то, что свыше тысячи человек умерло, да в архивах осталось свидетельство местного лекаря, где он писал, что причина тому больше всего обветшалость острожных зданий, в особенности же зависящая от того сырость внутри оных…

Кн. Исход. XXI, 23.

Скончался в 1864 году.

Брат его Василий Дмитриевич Комовский редактировал тогда «Академические ведомости».

Князя Семена Михайловича, сына фельдмаршала князя Михаила Семеновича Воронцова, бывшего в двадцатых и тридцатых годах новороссийским генерал-губернатором и сделавшего так много для развития благосостояния крымских татар.

Сочинения А. С. Пушкина, т. V, стр. 260, 262, 263, 264.

Известный газетный репортер того времени, не дававший покою москвичам; в настоящее время издает газету «Московский Листок».

Дмитрий Дмитриевич Минаев — известный талантливый и остроумный поэт-сатирик скончался в г. Самаре 10 июля 1889 года и до сих пор еще не оценен, по достоинству, нашей партийной критикой, с которой у покойного были свои счеты.

Почти двадцать пять лет я был знаком с ним, бывал у него, принимал у себя, водил, по русскому обычаю, хлеб-соль, дружил и ссорился, вновь сходился и расходился, жил одно лето вместе с ним на даче, и встречался с ним на последних днях перед отъездом его на родину. При таких условиях, я имел возможность видеть его жизнь и его работу, каторжную работу для наполнения бездонной бочки Данаид житейских потребностей, имел возможность узнать его характер, личные достоинства, способности, средства и, наконец, увлечения и слабости, и, поэтому, смею думать, что на мне лежит обязанность сообщить для будущего его биографа некоторые характерные черты из его жизни.

Сын даровитого отца, тоже известного в свое время поэта, автора «Волжских дум» и переводчика «Слова о полку Игореве», Дмитрия Ивановича Минаева, Дмитрий Дмитриевич принадлежал к числу дворян помещиков Симбирской губернии. Родился он 21 октября 1835 года, получил воспитание в доме отца, который предназначал его к военной службе и в 1850 году поместил в бывший Дворянский полк. Молодой юнкер учился хорошо, но ни как не мог освоиться со строгой военной дисциплиной. Не чувствуя в себе призвания, как он выражался сам, к созданию себе карьеры посредством обращения живой человеческой личности в картонного манекена на проволоках, он окончил курс в 1852 году и вышел из полка для определения к статским делам, с чином XIV класса. Отец его был очень не доволен подобным самовольным поступком сына, но поправить сделанного было невозможно и огорченный родитель, после нескольких чувствительных домашних внушений, должен был, скрепя сердце, поместить молодого упрямца на службу в Симбирскую казенную палату. Гражданская служба тоже не удовлетворяла кипучую натуру поэта. После Севастопольской войны, Россия встрепенулась, ее охватила жажда реформ и свободы, молодое поколение горячо сочувствовало подобным стремлениям и, поэтому, нет ничего удивительного, что Дмитрия Дмитриевича потянула разгоравшаяся ширь столичной жизни, он оставил службу в провинции и перешел в Петербург, где и причислился к земскому отделу министерства внутренних дел. Служба его, однако, продолжалась недолго. Он предался литературе — и вышел в отставку. В 1858 году он дебютировал в некоторых мелких Петербургских периодических изданиях. В 1860 году издал под псевдонимом Д. Свияжского «В. Г. Белинский», первый опыт биографии знаменитого критика, с 1861 года делается сотрудником «Современника» и «Русского слова», потом «Искры», «Дела», «Отечественных Записок», «Вестника Европы» и многих других ежемесячников и еженедельников либерального направления. По своей талантливости и трудолюбию — это был русский Бальзак, писавший без перерыва слишком тридцать лет. Он писал всё и обо всём с такой легкостью и плодовитостью, что самые ожесточенные враги его должны были признать за ним несомненный талант. Преобладающим элементом его разностороннего таланта была прирожденная способность схватывать моментально юмористическую сторону известного лица, типа, характера или события и факта и передавать схваченное впечатление в остроумной, сильной и оригинальной форме сатирического или шутливого стихотворения. Поэтому главнейшею его специальностью был фельетон. В ряду талантливейших фельетонистов того времени, какими были А. С. Суворин, Л. К. Панютин, Ж. Ф. Василевский и др., он занимал одно из выдающихся мест, которое, за смертью его, и по настоящее время не замещено и, может быть, еще долго будет вакантным. Его легкий остроумный фельетонный жанр многим не нравился, потому что задевал и осмеивал часто личные недостатки, стремления или увлечения известных деятелей, по это было нужно для того времени, когда никакой иной узды для рыцарей и джентльменов-дельцов тогдашнего времени не было, и они сами, со скрежетом зубов, порой сознавали меткость и правдивость «Минаевской», как они презрительно выражались, «сатиры». С течением же времени, когда все эти господа улягутся в сырой земле, отзывам и вообще «бичу его» будет сделана надлежащая оценка. Покойный сатирик весьма удачно писал литературные пародии на великие произведения лучших наших поэтов, как, напр., на «Евгения Онегина» А. С. Пушкина и «Демона» М. Ю. Лермонтова. Ни до него, ни после него, в нашей отечественной литературе, мы ничего подобного не знаем. Он владел необыкновенной бойкостью, ловкостью и легкостью стиха и законченностью рифмы, отличавшейся особенной, ему только одному свойственною, виртуозностью. Как великосветская красавица, знающая цену своей очаровательной улыбке, поэт-юморист знал цену звонкости и закругленности рифмы и доводил ее, как он сам выражался, «до трехсаженности». Но независимо этого легкого специально-фельетонного творчества, ему не чужда была также и область серьезной лирики. Он переводил Ювенала, Байрона, Шелли, Виктора Гюго, Альфреда де-Виньи, Барбье, Гейне и многих других старых и новых иностранных поэтов. Его упрекали, что он переводит, не зная языков, с которых переводит. Но это не вполне верно. Он не знал языков в совершенстве, для бонтонной речи и изящных великосветских козери, но изучил их, как многие наши литераторы, начиная с Н. А. Полевого и кончая А. Н. Островским и С. А. Юрьевым, книжно, т. е. значение слов, управление и смысл речи, и руководился этим при переводе классиков или английских поэтов, французский же и немецкий языки знал как разговорные. Все его переводы, не говоря уже о необыкновенной легкости и гладкости стихотворной формы, отличаются строгим литературным вкусом, в особенности при замене не переводимых латинизмов, галлицизмов и британизмов соответственными русскими словами. У него никто не может указать на такие наивности перевода, какими блещут современные переводчики, как, например, П. П. Гнедич, при переводе «Гамлета», маленький кинжал преобразил в сапожницкое «шило». Единственным исключением в данном случае может быть перевод «Божественной Комедии» Данте, сделанный с подстрочного перевода, но и он, как все прочие Минаевские переводы иностранных поэтов, чрезвычайно изящен и легок и оставляет далеко за собою быть может более близкие к подлиннику, но тяжеловесные и прозаичные переводы прочих наших переводчиков, вроде Мина и других. Переводами этими, однако, не исчерпывается серьезная литературная деятельность поэта-сатирика. Он написал также несколько пьес: «Либерал», «Спетая песня», «Не в бровь, а в глаз», «Разоренное гнездо». Насколько они удовлетворяли литературному вкусу — можно судить потому, что одна из них была увенчана Академией наук Уваровскою премией. Он писал много, работал усидчиво и с любовью к труду. Его не пугал никакой труд, и чем он был больше и серьезней, тем легче он справлялся с ним, принимался за него с удвоенной энергий и не оставлял, пока не одолевал той части, которая была нужда к известному времени. Особенный успех в работе ему давало то, что он писал почти без помарок, так что у него не оставалось даже черновых. Из всех русских поэтов Дмитрий Дмитриевич был самый плодовитый. Если собрать всё им написанное, то одних стихов, мне кажется, наберется более двадцати томов. Такого количества стихов нет даже у Виктора Гюго, прожившего 80-ть лет и считавшегося феноменом по стихотворной плодовитости. В 1883 году друзья и почитатели таланта отпраздновали 25-ти летний юбилей литературной деятельности поэта-сатирика. С этого времени, по обстоятельствам, о которых мы скажем в своем месте, и по приключившейся болезни, деятельность его значительно ограничилась, он должен был уехать из Петербурга для лечения на юг, а незадолго перед кончиной ему удалось исполнить свое давнишнее желание — перебраться на родину, в Симбирск, где прожил несколько месяцев и угас в таком возрасте (ему было всего 54 года), когда отчизна могла ожидать от него более крупного, серьезно-обдуманного и вполне интересного творчества. Он умер почти одиноким, семья его оставалась в Петербурге, и похоронен, по его собственному желанию, выраженному еще задолго перед смертью, на оставленном и давно заброшенном Симбирском кладбище «у Сошествия», на самом берегу любимой им Волги, рядом с могилою отца, поэта Д. И. Минаева.