Олег Тарутин - Межледниковье

Неля — высокая, спортивная, очень симпатичная, деликатная и воспитанная девушка лет восемнадцати — после школы и каких-то еще курсов мыкалась без работы, но ехать с нами согласилась не враз: оказаться в тайге одной со столькими мужиками, пусть даже и ленинградцами… Решилась она на экспедицию лишь после того, как прибывший в Ольдой Герман привез с собой нашего минералога — Тамару Ильиничну.

Наконец на ольдойскую речную косу сел долгожданный вертолет и в два рейса перебросил нас на полевую базу в таежный брошенный приисковый поселок Березитов. Поселок вел название от «березитов» — измененных пород гранитного состава, сильно минерализованных и (в числе прочих полезных металлов) содержащих золото. На этих золотоносных породах и стоял поселок. Впрочем, и берез тут было на редкость много.

Строился в свое время этот поселок капитально: десяток рубленых домов, баня, пекарня, школа и даже обогатительная фабрика на берегу реки. Но был поселок брошен еще до войны, в конце тридцатых годов. Крыши домов зияли дырами, срубы прогнили и осели, лишь в редких рамах сохранились стекла.

В некоторых домах стены были оклеены местными газетами тех времен, изобилующими статьями о разоблачении подпольных троцкистско-бухаринско-зиновьевских шпионско-диверсионных групп в таких интересных местах, как неверская автобаза, сковородинское железнодорожное депо или благовещенский молочный завод. Что случилось с самими обитателями поселка Березитов, побросавшими добротные дома, буровой станок и даже бочки с рудным концентратом на складе обогатительной фабрики, можно было только гадать. То ли содержание золота в породе оказалось непромышленным — в чем и заключалась хитро задуманная диверсия, то ли еще что, но впечатление было такое, что всех березитовцев дальневосточный НКВД арестовал и вывез в одночасье.

Грешно извлекать пользу из чужой беды, но этот пустой поселок был для нашей партии подарком судьбы.

Вскоре в Березитов подоспел караван оленей, ведомый двумя каюрами-эвенками. Можно было начинать маршруты. Наш отряд сформировался окончательно: мы с Ленькой Обрезкиным, китаец Джан, практикант с геолфака университета и двое рабочих-промывальщиков. Один промывальщик — ольдоец Олег (везло же мне на работяг Олегов) по кличке «Рюмзак» — так он упорно именовал рюкзак, другой — Юрка Шишлов, малый лет двадцати семи, попавший в Невер откуда-то из-под Читы. Был этот Юрка приземист и широколиц и имел в облике что-то раскольничье за счет еще доэкспедиционной рыжеватой бороды и усов, волос скобкой, зачесанных вперед по-пугачевски. Человек он был компанейский, работящий и совестливый. Улыбаясь, он обнажал крупные зубы, через один — металлические.

— Этот, — объяснял он мне, стуча ногтем по металлу во рту, — из ложки-нержавейки, этот — из японского сплава, этот — из тракторного клапана, этот… В лагере Миша Культя делал, золотые руки у него, я тебе скажу.

Сидел Юрка дважды. В первый раз — по пресловутой «малолетке», а второй, относительно недавно, — за продажу каких-то «шуховских котлов» с вверенного ему объекта в частные руки. Никаких тягостных воспоминаний по поводу лагеря у Юрки не было, судя по его рассказам. Лагерь воспринимал он как некий неизбежный жизненный этап, как, например, школа или армия. И в блатные он не рядился. Юрка был густо исколот по груди и по рукам. Наколки его оригинальностью не отличались, за исключением одной: на плече у него было выколото большое, чуть ли не в натуральную величину, густо засиненное яблоко.

— Тут у меня раньше баба была, артистка Уланова с открытки, — объяснял Юрка. — Видишь, бородавка у меня тут с волосами? Так эти волосы — как ее были, в самый цвет попало! Такая миникюрная (миниатюрная) наколочка была, а потом поползла, кололи-то резиной жженой. Вот и пришлось потом в яблоко переделывать…

Уже несколько дней. вокруг Березитова паслись, позвякивая боталами, олени, сходясь вечером к дымокурам, разведенным каюрами. В ожидании, когда спадет вода в Хайкте (наша река, приток Ольдоя) для переправы каравана, мы готовили вьюки с продуктами — каждый отряд свои. Дело было хлопотное. Олений караван должен был развезти продукты по «лабазам» — продуктовым складам, места которых были намечены на картах. От этих лабазов расходились петли маршрутов, намеченных Германом для каждого отряда: пятидневные маршруты… семидневные… десятидневные… Часть лабазов были общими, на несколько отрядов, часть индивидуальными. Мы паковали продукты с Пашиного склада, подписывая брезентовые мешочки: «Первый лабаз», «Второй лабаз», «Степанов», «Левитан», «Тарутин»…

Наконец караван, провожаемый Пашей-радистом, Нелей и минералогом Тамарой Ильиничной, тронулся в путь. (Германовский отряд ушел накануне.) Форсировали Хайкту под вопли поджавших ноги верховых каюров. Мы перебрели реку по грудь в воде, лишь китаец Джан переехал ее, вцепившись в оленьи рога. На «холостом» ходу в наших рюкзаках не было ничего, кроме личных вещей и отрядного снаряжения, и подшитые под рюкзачные лямки широкие войлочные полосы казались излишней заботой..

Первый лабаз, предназначенный только для нашего отряда, мы ставили в долине ручья Дес. Это был мрачный глубокий каньон, врезанный меж каменных стен вулканической породы, а стены были пропилены еще более узкими врезами притоков. Сейчас Дес был мелководен, но по могучим валунам, по обглоданным водой и камнями буреломным стволам в русле можно было представить, каков этот Дес в большую воду. Здесь нам предстояло работать месяца через полтора. Герман советовал вернуться сюда, на эти перепады высот, после того, как мы по-настоящему втянемся в маршруты.

Лабаз (даже по инструкции) положено было делать в виде высоко поднятого над землей настила, обычно на трех ошкуренных деревьях, по возможности ощетинив стволы торчащими гвоздями от медведей и рысей. Делать такое сооружение было, конечно, хлопотно.

— Нету тут, однако, никаких медведей, — сказали каюры — сыны тайги.

И с великим облегчением настил мы сделали прямо на земле. Завернутые в брезент продукты придавили несколькими стволами, а я, тогда — некурящий, растряс над этим сооружением пачку махорки: а вдруг да сунется какой зверь, нюхнет, чихнет и отвалит.

Двинулись дальше. Через день добрались до места очередного лабаза на реке Долышме, места последней общей ночевки с левитановским отрядом. Дальше мы с ними расходились маршрутами. Утром расстались. Я надеялся, что часть нашей работы сделает «подотряд» в лице практиканта Джана и Юрки Шишлова. Для начала я поручил Джану легкий ближний маршрут, дня на два-три, с выходом на этот же лабаз, где мы сойдемся после нашего недельного маршрута. Китаец Джан, обладатель литрового национального термоса, весь в ремнях и с планшеткой через плечо, а за ним бородач Юрка, с лотком и здоровенным ножом у пояса, скрылись в тайге. Двинулись и мы с Ленькой и Рюмзаком.