Рудольф Баландин - Борис Леонидович Дичков (1888— 1966)

Интересная деталь: сам Борис Леонидович отрицал, что на него оказали влияние идеи, которые развивал или критиковал Сакко: «Я перевел на русский язык... книжку, написанную в аспекте движения материков, чего я тогда, даже переведя книжку, не мог прочувствовать и понял хорошо гораздо позже» [10]. Пожалуй, это признание можно оспорить. По-видимому, сам ученый не совсем верно оценивал закономерности своего «научного возмужания» и значение в этом процессе воздействий извне. Когда переводчик пересказывает идею возможного существования единого суперконтинента и его последующего раскола, то, желает он или не желает, идея им будет «прочувствована», хотя и не обязательно сочувственно.

Пример деятельности Личкова как переводчика позволяет выявить одно его прекрасное качество: умение творчески, жадно, заинтересованно «впитывать» идеи, переосмысливать их, ассимилировать, осваивать. Образно говоря, они оставались в его памяти подобно слоям, скрытым под более молодыми, свежими напластованиями. Но в периоды последующей активизации, когда под действием могучих внутренних сил глубинные пласты вздымаются, они вовлекаются в бурные события скоротечной жизни земной поверхности, в интенсивные реакции. Так прошлое начинает воздействовать на настоящее. Подобное свойство памяти позволяет со временем усиливать умственную деятельность, переходить на более высокие уровни обобщений, к более широкому охвату реальности.

Итак, уже в первые годы самостоятельных геологических работ Личков проявляет некоторые характерные черты своего творчества, раскрывшиеся в полной мере значительно позже,— умение совмещать конкретные региональные исследования с общетеоретическими разработками и глобальными обобщениями. Специалисты, знакомые с поздними научными трудами Б. Л. Личкова, обычно отмечают именно глобальность его обобщений и смелый (порой рискованно смелый) полет мысли, уходящей далеко за пределы обоснованных фактами теорий, в область гипотез, предположений. Однако следует учитывать, что при этом Личков сохранял приобретенные еще в молодые годы навыки обстоятельнейших, детальных полевых и камеральных исследований. Он умел быть и геологом-теоретиком и геологом-практиком.

В дальнейшем мы будем не очень последовательно придерживаться хронологии жизни и творчества Личкова. Как всякий крупный ученый, он обычно вел несколько тем одновременно. А нам требуется не просто перечислять события биографии, изданные труды и т. д. Более важно — проследить духовную эволюцию ученого, его особенности, научный метод, достижения. Поэтому, характеризуя этапы его творчества, мы будем выделять главное длй этого периода и по возможности основательнее останавливаться на важнейших работах. Это позволит не разбивать изложение на две части — жизнь и творчество. Особенно важно это, когда речь идет о людях, для которых жизнь проявлялась прежде всего в творчестве, а творчество становилось высшей целью и главным содержанием Жизни. К таким людям относился и Борис Леонидович Личков.

Обычно главное' внимание биографов привлекают наиболее значительные, признанные, характерные произведения ученого. При этом читателю нелегко восстановить путь к этим достижениям. А ведь, возможно, именно путь — главное. Как для альпиниста главное — добраться до вершины, карабкаясь по склонам, а не высадившись на нее с вертолета.

Поэтому мы постараемся детальнее проанализировать первые значительные научные работы Б. Л. Личкова. Ведь правильный выбор направления с первых шагов особенно важен, а первые успехи особенно показательны.

... Работа на Мангышлаке была для Личкова прежде всего исследовательской и преимущественно' теоретической. Это обстоятельство не назовешь заурядным. Для молодого человека, студента, второй раз попавшего на полевые работы, да еще впервые столкнувшегося с пустынным районом и трудностями полевого быта, обычно наибольшее впечатление производит смена обстановки, экзотика «дикой» природы, сам характер полевых работ, связанных с утомительными переходами, лишениями, постоянными описаниями (далеко не всегда интересными и оригинальными). Все это весьма мало стимулирует «постороннюю» деятельность начинающего специалиста, не связанную с выполнением непосредственных обязанностей и точных, конкретных заданий. Теоретические исследования, выходящие за пределы ограниченного круга подобных обязанностей и заданий, тоже становятся «посторонними» занятиями.

Для Бориса Леонидовича все было иначе. Он словно и не воспринимал, не ощущал никакой экзотики полевых работ на Мангышлаке. Во всяком случае, в его воспоминаниях и трудах об этом не упомянуто. Он, словно опытный, бывалый геолог, сразу же увлекся теорией (хотя был просто коллектором и выполнял — по роду обязанностей — почти исключительно вспомогательную работу).

Так было и позже. Он всегда стремился проникнуть мыслью в жизнь природы, познавать, открывать новое. Никакой «геологической экзотики» он просто не замечал. Не до того было!

Ему довелось исследовать главным образом верхнемеловые отложения, возрастные соотношения слоев и фауну, в них содержащуюся. Отбирал образцы этой фауны, позже, в Киеве, определял их. Наиболее заинтересовали его остатки аммонитов и тригоний — представителей моллюсков. Менее изучены из них были тригонии. Им-то и посвятил Личков свою первую крупную научную работу, опубликованную в Киеве (1913 г.). К изданию ее рекомендовал Н. И. Андрусов.

Знакомясь с этой работой, не обнаруживаешь в ней никаких очевидных свидетельств молодости и научной неопытности или робости автора. И дело не в том, что у него к этому времени был уже немалый опыт журнальной работы, рецензирования. Он так увлекся научной проблемой, что для него не существовало никаких «посторонних» обстоятельств, связанных, скажем, с желанием «самоутвердиться», приобщиться к клану ученых и т. п. Он просто исследовал интересную проблему — вот и все.

Итак, «О тригониях» Б. Л. Личкова. Четвертую часть книги составляет «Список видов рода Trigonia» — наиболее полный из всех, которые были тогда опубликованы й мировой литературе. Одно это уже позволяет данное произведение с полным основанием отнести по стилю, обстоятельности, полноте описаний к классическим. Показателен сам факт обращения молодого ученого (начинающего!) к работе сводной, обобщающей обширный литературный материал.

Личков опирался и на собственные материалы, полученные в процессе полевых исследований на Мангышлаке. Но все-таки они не стали главной опорой, основанием научного труда, а лишь — отправной точкой:

«Работая над определением образцов тригоний, найденных в мезозойских отложениях Мангышлака, я заинтересовался тригониями вообще: их положением в органическом миру, значением их для зоологической систематики и т. д.— и стал собирать касающийся этих вопросов литературный материал... Предлагаемая работа носит характер известного рода сводки собранных ранее йо Данному вопросу научных данных. Мне думается, что по отношению к тригониям потребность в такой работе сводного характера давно назрела. Литература, посвященная тригониям, является уже довольно значительной, но ни. разу не было сделано попытки уложить весь этот богатый материал в рамки исторического исследования...» [11].