Игорь Сорокин - Покорение высоты

Башня Общесоюзного телецентра, проткнув небо Москвы, станет невольным организатором всей настоящей и будущей архитектуры. Когда эта мысль пришла Никитину в голову, он уже не мог не включиться в разговор, происходящий вокруг него.

— А каковы ваши соображения, Николай Васильевич? — спросил председательствующий, словно угадав его желание говорить. Голоса стихли, взоры обратились к Никитину, ведь коллеги «держали» его за упорного сторонника новых форм и новых конструктивных решений.

— Неужели вам не ясно, дорогие товарищи, что башня должна быть из бетона, монолитная, предварительно напряженная. Нашей Белокаменной взять такую конструкцию на свой ордер, — он кивнул на подрамник, — по-моему, не к лицу. Я бы предложил для Москвы пятисотметровую ажурную конструкцию из деревянных деталей, но она ведь сгорит от первого же попадания грозового разряда. Я думаю, что бетонная башня украсит Москву.

В воздухе повисло больше вопросов, чем было минутой раньше. Еще ни один здравомыслящий человек не осмеливался забросить бетон в заоблачную высоту. Даже Никитину со всем его новаторским авторитетом коллективный разум отказывался верить. Специалисты по строительству высотных сооружений знали, что первая бетонная башня Энгельгардта в Мюнхене постоянно «лечилась» от трещин, образующихся в ее теле, а ростом она едва превышала половину проектной высоты новой московской башни.

Всем не терпелось либо удивиться до изумления, либо разгромить дерзкие помыслы «возмутителя спокойствия».

— Бетонная башня в 500 метров? — усомнился председательствующий.

— Но ведь ниже она не годится!.. — был ответ.

— А вы возьметесь за проект?

Отвечая вопросами на вопросы, Никитин снова спросил:

— Подумать можно?

— Думайте, но не больше недели. Товарищи со мной согласны? Дадим Николаю Васильевичу неделю?

— Через неделю я буду очень занят. Так что либо через три дня, либо позже.

Издавна известно, что время у строителей главный погонщик, многое из того, за что они горячо берутся, им нужно бывает еще «вчера». Никитин не отторгал себя от этого рода-племени, более того, любил причислять себя к строителям и редко жаловался на них, понимая, что за ними в конце концов последнее слово: быть идее воплощенной или не быть. Срок в три дня был без возражений утвержден. Коллеги с сожалением поглядывали на Никитина, памятуя о злом правиле, что инициатива по законам высшей бюрократии всегда наказуема. Однако Николай Васильевич «привык других придерживаться правил».

Подъезжая вечером к дому, он сказал своему шоферу:

— Начинаем пятисотметровую башню для нового телецентра. Вот, брат, какие дела.

Образ цветка, повернутого лепестками вниз, завладел им с самого начала его раздумий о башне. Он пытался стереть этот образ, выгнать его из головы — слишком зыбкой была креатура цветка и никак не вязалась с бетонной плотью, в которую предстояло его облечь. Но образ возвращался, поглощая все его внимание, сковывая фантазию. И тогда конструктор стал разрабатывать этот образ, облекая его в форму всех известных ему цветов. Наконец победил образ белой лилии с крепкими лепестками и прочным стеблем.

Дома за ужином Николай Васильевич был задумчив и как будто удручен. Как ни старался он привести свои мысли в привычный стройный порядок — это никак ему не удавалось. Полюсные конструкции, с помощью которых он собирался «подвешивать купола к небу», тревожили его, как всякое незавершенное дело. А здесь еще и башня… Он чувствовал, что возложил на свои плечи небывалый груз и эту тяжесть надо было нести вместе с другими уже принятыми и узаконенными им для себя делами и планами. Башня уже жила в нем, владела им, властно отодвигала все, чем жил он прежде.

Николай Васильевич внутренне сосредоточился, собрался, примериваясь к новой, небывалой высоте. Ему чужда была боязнь сложной работы. Чем сложнее и рискованнее предстояло дело, тем собраннее и строже работала его мысль, чтобы дерзкие идеи обрели в материале надежность и долговечность.

С каждым часом он все тверже убеждался, что башня — это его непосредственное дело, естественный этап продвижения по лестнице возрастающих высот. Чем больше он думал о башне, тем яснее открывалось ему, что поднять ее будет ох как не просто, и нет надежды справиться с ней походя, между делом.

Силуэты башни, которые он мысленно рисовал в своем воображении, рушились один за другим, и лишь первозданный аналог перевернутого цветка не отпускал его и настойчиво просился на бумагу.

Первый вариант телебашни, что Н. Никитину не удалось отстоять

У Николая Васильевича давно уже не было необходимости для ночных бдений, когда он брался за любую конструкторскую работу. Другие цели вели его теперь: где-то в глубинах сознания шевелилась робкая счастливая мысль, что судьба наконец подарила ему главное в его жизни дело.

В тот же вечер он углубился в расчеты и не слышал, как погрузился в сон весь дом, как часы начали отсчитывать ночное время. Башня оживала в своих контурах, будила отправные идеи, которые тут же обрастали вереницами формул и цифр.

Среди ночи выяснилось, что три четверти тяжести башни должны приходиться на основание, и лишь одна четверть веса остается на сужающуюся кверху бетонную иглу. Задача осложнялась еще и тем, что ствол башни не должен раскачиваться под давлением ветра более чем на метр, потому что в противном случае антенна будет рассеивать свои волны и телеэкраны не дадут устойчивого изображения.

Основанию требовалось придать мощь и крепость монолита, а стеблю башни надлежало быть не просто гибким, а внутренне упругим и стойким. С конструктивной точки зрения железобетонному телу башни предстояло дать высокий запас прочности, наделить бетон новыми пределами силы. И тогда родилась ключевая идея всей будущей конструкции, счастливая идея, которая дала башне право на жизнь. Суть ее состояла в том, чтобы натянуть внутри ствола башни стальные канаты и стянуть ими шлем основания и вырастающий из него стебель. Таким был путь к новым пределам прочности.

Когда канаты начнут работать, то в самом центре бетонного ствола башни образуется незримая мощная ось, которая превратит башню в неколебимую вертикаль.

Другой его заботой было собственно тело башни. Он понимал, насколько сложными должны быть арматурные хитросплетения, как объемна и изобретательна будет работа над созданием стального скелета, который оденется потом бетонной плотью.

Все дальше торопилась мысль. Николай Васильевич давно вынашивал замысел использовать в бетоне в качестве заполнителя гранитную крошку. Многочисленные опыты показали, что мысль верна, что отвердевший бетон с таким заполнителем год от года будет обретать всевозрастающую прочность, придавая конструкции надежность на века. Но практически осуществить свой замысел у Никитина не было подходящего случая. И вот время пригодной для этого опыта конструкции пришло.