Александр Колесник - Мифы и правда о семье Сталина

Вы забыли, что он был депутатом Верховного Совета, который много сделал для своих избирателей, никакого служебного долга он не нарушал, поил чаем своих избирателей, которые приходили за помощью к нему.

Хрущев, это российское горе, отправил его в тюрьму, боялся, что он будет выдвинут в правительство, — вот причина смерти Василия. Скажу Вам, мазать грязью И. В. Сталина нечестно и преступно. Вы — кто выступает вопреки разуму, льете воду на мельницу наших врагов. И. В. Сталину мы обязаны жизнью, он дважды спас Россию от рабства. И сколько бы ни ругали его — народ его любит, и придет время, он будет восстановлен. Солнце нельзя погасить.

Наше дело правое, мы победим!

Анна Васильевна, г. Москва, 12 октября».

Если посмотреть на это предположение объективно, то доводы, изложенные в письме, звучат неубедительно. В силу своего положения Василий никогда не мог быть конкурентом Н. С. Хрущева.

В последнее время в газетах и журналах, в том числе и в декабрьском номере «Военно-исторического журнала», утверждалось, что Василий был повинен в аресте главного маршала авиации Новикова. Об этом же пишет в своих воспоминаниях «Двадцать писем к другу» С. Аллилуева. Но так ли это? Качество самолетов действительно не всегда соответствовало условиям их эксплуатации. Развитие отечественной реактивной авиации отставало от зарубежной. Состояние авиации и авиационной техники И. В. Сталин знал прекрасно, и маловероятно, что он спрашивал об этом сына и ориентировался на его суждения, тем более цену которому он хорошо знал. Можно допустить, что беседа сына с отцом в Потсдаме, на которую многие ссылаются, была толчком к реализации уже сложившегося решения, но вряд ли Василий ставил себе целью убрать Новикова. Ни А. А. Новиков, ни А. Н. Шахурин, ни другие работники авиационной промышленности никогда не были Василию конкурентами, он никогда не встречал со стороны кого-либо из них никакого противодействия. По свидетельству Бурдонской, все они относились к Василию с симпатией и так же относился к ним он сам. Тем более что вышеназванные лица, как и многие другие, были арестованы в связи с попыткой фабрикации дела на Маршала Советского Союза Г. К. Жукова.

Не убедило меня и обращение к изданной в Англии книге «Хрущев вспоминает», в которой затрагивается этот факт: «В результате происков Берии и Маленкова против ленинградской тройки еще раньше возникло дело Шахурина… Шахурина арестовали за то, что в период войны он якобы допускал производство неисправных самолетов. Я в это время еще находился на Украине. Маленков позднее сказал мне, что Вася Сталин, сам летчик, пожаловался на Шахурина своему отцу и Сталин приказал провести расследование…

Маршал авиации А. А. Новиков к началу ленинградского дела также находился в тюрьме. Его арестовали после войны за прием неисправных самолетов. Говорили, что и на него донес Вася Сталин. Я хорошо знал Новикова. Он командовал ВВС Советской Армии большую часть войны и во время Сталинградской битвы приезжал к нам в штаб. У него были недостатки. Он пил, возможно, больше, чем ему следовало, но он был преданным, честным и уважаемым человеком».

Скорее всего из высказываний Н. С. Хрущева можно сделать вывод о виновности Берии и Маленкова, чем о причастности самого Василия к аресту вышеназванных лиц, этому нет ни документальных подтверждений, ни свидетельств первых лиц. Очевидны ссылки на информацию, полученную от других.

В марте 1955 года Василий из Владимирской тюрьмы был переведен в Москву, в Центральный госпиталь МВД СССР, и помещен в терапевтическое отделение. Обострились его фронтовые болезни. Открылась язва желудка. Ему была выделена отдельная маленькая палата, а лечила его заведующая отделением госпиталя Л. С. Сметанина. Врачам было категорически запрещено спрашивать что-либо у него, передавать кому-либо сведения о нем. Вел себя больной тихо, ничего лишнего себе не позволял. Однажды во время приема в кабинете у начальника отделения, оставшись один, он набрал по памяти телефонный номер Г. И. Джеджелавы и, когда тот ответил, попросил навестить его. Вот как вспоминает Джеджелава эту встречу: «Мы встретились, расцеловались. Я впервые увидел на его глазах слезы, хотя он не переносил плачущих мужчин. Сказал, что ему очень плохо. Нет, со здоровьем все в порядке. Зачем его перевели в госпиталь? Он сам не знает. Считает, что все еще находится в заключении. Надо бы выпить за встречу, да ничего нет, он теперь себе не принадлежит. Я достал из портфеля бутылку доброго грузинского вина. Он опять прослезился. Сказал, что я — единственный из спортсменов, кто приехал в эти дни к нему».

Вскоре его вновь вернули во Владимирскую тюрьму. Сюда к нему приезжали его сестра и жена, родственники, стремившиеся облегчить его участь. Светлана описывала эти дни так: «Этого мучительного свидания я не забуду никогда. Мы встретились у начальника тюрьмы в кабинете. На стене висел огромный портрет отца, под которым сидел в своем кресле начальник тюрьмы, а на диване перед ним Василий. Он требовал от нас ходить, звонить, говорить о нем, где только можно, вызволить его из тюрьмы. Он был в отчаянии и не скрывал этого. Он метался, ища, кого бы попросить, кому бы написать. Он писал всем членам правительства, вспоминал общие встречи, обещая, уверяя, что будет другим. Капитолина — мужественная, сильная духом женщина, говорила ему: «Не пиши никуда, потерпи, немножко осталось, веди себя достойно». Он набросился на нее: «Я тебя прошу о помощи, а ты мне советуешь молчать». Потом он говорил со мной, назвал имена лиц, к которым, как он полагал, можно обратиться. «Но ведь ты сам можешь писать кому угодно, — говорила я, — твои письма куда важней, чем то, что я буду говорить». После этого он прислал мне еще несколько писем о просьбой писать, убеждать. Мы с Капитолиной, конечно, никуда не ходили и не писали. Я знала, что Хрущев стремится помочь ему. Во Владимире Василий пробыл до января 1960 года. Потом меня снова вызвал Хрущев. Был план, по которому предложено было отпустить Василия, дать ему возможность жить в другом городе, сменив фамилию. Я сказала, что он, по-моему, не пойдет на это. Вскоре после этого Хрущев вызвал Василия и говорил с ним больше часа.

Прошло почти семь лет после ареста Василия. Он потом говорил, что Хрущев принял его, как родной отец. Они расцеловались и оба плакали. Все кончилось хорошо».

Василий Сталин (второй справа) на авиационном параде в Москве. 1951 г.

Последнее фото Василия Сталина. Казань. 1962 г.