Александр Колесник - Мифы и правда о семье Сталина

Можно предположить, что, готовя книгу к публикации за границей, С. Аллилуева сознательно в ней отстраняла Г. И. Морозова от своей семьи, боясь, что он будет иметь неприятности на Родине. Возможно, она надеялась, что в трудные минуты он не оставит ее детей, поможет им. Так, собственно, в жизни и случилось. Здесь материнское чувство ее не подвело.

Прошло всего четыре года после 1963 года, и она стала совсем другим человеком, решившимся на самый радикальный шаг в своей жизни, переступив через самое дорогое — Родину.

В те годы, как и сейчас, о ее личной жизни ходило много слухов, сплетен, говорили, что именно в этом причины ее выезда из СССР. Наверное, большинство из них не имело под собой реальных оснований, порождены они были отсутствием правдивой информации. Н. С. Хрущев по этому поводу сказал: «Мне всегда неприятно было слушать сплетни о плохом поведении Светланы и о ее супружеской неверности. Она долгое время жила одна, без мужа. Это нельзя считать нормальным. У нее было двое детей, сын от первого мужа и дочка от младшего Жданова. Разоблачение злоупотреблений властью, которые допускал Сталин, явилось для нее еще одним жестоким ударом.

Позднее Микоян рассказал мне, что Светлана приходила к нему за советом. Она хотела выйти замуж за индийского журналиста. Она сказала Микояну, что любит этого человека. Он был старше ее, но она знала его в течение длительного времени, и он был порядочным человеком, коммунистом. Микоян сказал: «Она просила меня выяснить, как ты к этому отнесешься». Я был удивлен, что она спрашивает мое мнение. С моей точки зрения, это было ее личное дело. Я так и сказал Микояну: «Если она считает его достойным человеком, пусть выходит за него замуж. Что бы она ни решила, не будем вмешизаться. Тот факт, что он не является гражданином Советского Союза, не должен быть препятствием, если она действительно любит его». И она вышла за него замуж, Я был доволен. Я просто хотел, чтобы она смогла устроить свою личную жизнь.

Смерть и похороны ее третьего мужа стали последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.

Я так долго говорю о Светлане частично потому, что она сейчас очень несчастна».

После отъезда Светланы из СССР ее лишили советского гражданства. За рубежом же ей посвящали свои страницы самые престижные органы печати. Делался «новый бестселлер Америки», и вместе с ним обретала известность и Светлана. Газета «Франс суар» рассказала «о трагических любовных историях Светланы». Газета «Юманите диманш» прокомментировала первые шаги ее за рубежом следующим образом: «Итак, жизнь С. Аллилуевой выставлена напоказ для толпы. Можно не сомневаться, что некоторые заатлантические журналисты, которых не терзают угрызения совести и которые не слишком стеснительны, еще больше добавят того, что они называют «пикантным». Эммануэль д’Астье де ла Вижери сообщил газете «Франс суар», что сокровенное желание Светланы состоит в том, чтобы вернуться в Индию и «закончить свою жизнь в тиши». Приходится констатировать, что эта «тишь» начинается очень большой шумихой и что если «ее судьба состоит в том, чтобы скитаться по свету», то эти скитания не выглядят такими уже бескорыстными. Прекрасные чувства всегда немножко вызывают опасения, когда украшением им служит доллар…

Да, маловероятно, что доллары принесут удачу этой женщине…»

Французский журналист Анри Вордаж, что называется, попал «в точку». Он предсказал Светлане, и во многом очень точно, жизнь на двадцать лет вперед, тяжелую прежде всего для нее самой.

Журнальный вариант мемуаров был продан гамбургскому еженедельнику «Шпигель» за 480 000 марок, что в переводе на доллары составляет 122 тысячи. Свою жизнь за рубежом Светлана начинала очень беспечно, В СССР, по словам ее племянницы Надежды, ее отец И. В. Сталин оставил всего 30 000 рублей (в старом исчислении).

Неизбежно возникает вопрос: каким образом рукопись оказалась за рубежом? И целый комплект фотографий к ней? Совершен был этот шаг в порыве или продуман заранее?

Как стало мне известно, рукопись книги «Двадцать писем к другу» С. Аллилуева вывезла в сумке, где находилась урна с прахом ее мужа.

Обратимся к пресс-конференции, проведенной 16 ноября 1984 года в конференц-зале Комитета советских женщин в Москве.

Итак, вопросы двух журналистов:

Питер Бийер, корреспондент журнала «Штерн»:

— Вопрос касается мемуаров, которые были опубликованы в журнале «Штерн». 17 лет назад вы опубликовали в Америке свою первую книгу, где вы говорили о рукописи, которая была украдена КГБ, текст ее Виктор Луи привез в Германию, и он был опубликован в журнале «Штерн». Вы сейчас собираетесь восстановить свои связи с этим господином?

С. Аллилуева:

— Я никогда в жизни не встречала Виктора Луи, и у меня сейчас нет ни малейшего желания его встречать. Летом 67-го года действительно одна из копий, которая оставалась в Москве, была перевезена им в Англию вместе с целой кучей фотографий, взятых у меня в моем доме. Он пытался напечатать эту рукопись в журнале «Штерн». Я видела эти страницы, там было много добавлено, а фотографиям он дал ложное толкование, потому что не знал, кто это и что это. Это был факт. И я повторяю, что Виктор Луи ссылается на то, что он якобы знал меня, и так далее. Мы с ним никогда не встречались, и надеюсь, что не встретимся.

Серж Шенеман, корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме»:

— Мисс Аллилуева, в своем заявлении вы сказали, что во время вашего пребывания вы были в руках… или вами манипулировали, в частности, ЦРУ (если я не ошибаюсь, вы упомянули ЦРУ), и вам не дали возможности поселиться в небольшой нейтральной стране, насколько я помню, вы упомянули Швейцарию. Не могли бы вы сказать, кто и каким образом помешал вам сделать это?

Аллилуева [8] Ответ дан в сокращении. :

— Я уже сказала, что с самого первого момента, как только попала в Соединенные Штаты, я оказалась в руках, во-первых, очень сильной адвокатской фирмы из Нью-Йорка, которая была, так сказать, рукой правительства во всем этом. Еще в Швейцарии в 1967 году мне дали подписать ряд легальных бумаг, смысла которых я не могла понять, и этот смысл не был мне объяснен. Эти документы, подписанные мною, поставили меня в положение совершенной бесправности: как автор, я лишалась всех прав на свою книгу, я должна была делать то, что эта фирма говорила. Я помню, как мне предложили поехать туда, потом поехать сюда. Я бы хотела первые месяцы быть в Нью-Йорке, чтобы посмотреть этот город и все, что там есть. Нет, меня все время пересылали из одного места в другое, что было все малоинтересно.

Дальше. Моя первая книга мемуаров «Двадцать писем к другу». Эта фирма находилась в очень тесном контакте и с Государственным департаментом, и с ЦРУ. Дальше возник вопрос о второй книге, потому что мои мемуары о детстве и о семье Америку не удовлетворяли. Написание книги «Только один год» было буквально коллективным творчеством. Моими страницами была глава об Индии. Тут я писала все, что хотела. В дальнейшем мне начали говорить и подсказывать, что писать, чего не писать, исключить всю историю о том, как мы летели из Дели через Рим в Швейцарию, что и почему. Рукопись читалась и перечитывалась целым рядом лиц, большинство из которых я упомянула в конце, выразив им всем ироническую благодарность, против чего они не возражали. Но некоторые лица были там даже не упомянуты, потому что не принято называть имена лиц, которые работают в Интеллидженс.