Анри Барбюс - Сталин

К концу 1907 года, вернувшись с Лондонского съезда, Сталин обосновался в Баку. Он редактирует «Бакинский рабочий» (в 1907 году, в Тифлисе, он редактировал газету «Дро» — «Время»). За два месяца он перетягивает большинство бакинской организации РСДРП в ряды большевиков.

В том же году он совместно с Лениным провел напряженнейшую кампанию против «отзовистов» — крайних леваков, требовавших, чтобы партия отозвала из Думы революционных депутатов. Ошибка! — утверждали Ленин и Сталин; как ни гнила от рождения молодая Дума, здоровые элементы должны оставаться в ней до последней возможности. Она дает им новые средства связи со страной, новый рупор для пропаганды. (Отсюда видно, что большевистская непримиримость отлично умела никогда не переходить за пределы практического смысла и, конечно, допускала применение легальных средств). Сталин еще раз едет за границу повидаться с Лениным. Затем он снова арестован охранкой — и снова бежит. Далее, он — опять вместе с Лениным — ведет кампанию против «богостроительства»: против его родоначальника Богданова, против его блестящих защитников, Луначарского и Горького. Они хотели превратить социализм в религию, чтобы сделать его более популярным. Но социализм базируется на очевидности, так просто и ясно доходящей до всех трудящихся через простой здравый смысл и насущный личный интерес! Подводить под него искусственную мистическую базу — дело несерьезное и непрочное!

В последующие годы — та же деятельность. Великое дело упорных очистителей партии с трудом, героически, но прочно завоевывает себе сторонников в ее рядах. В 1910 году Сталина арестовали.

Период 1909—1911 годов был очень тяжел для разбросанных по империи революционеров: то был период застоя, безнадежности, почти паники. Российская социал-демократическая партия, дезорганизованная непрерывными ударами контрреволюции, теряла веру: Интеллигенты и даже многие рабочие отходили от партии. Не только меньшевики, но и некоторые большевики начинали все больше и больше думать о том, как бы легализоваться. Тяга к ликвидации подполья доходила до стремления к созданию легальной либеральной, почти официальной партии. Это был путь к самоубийству: это значило — «пожертвовать смыслом жизни, лишь бы жить», если позволительно воскрешать торжественный язык платоников. Ленин упорно, яростно боролся с упадочничеством, и Сталин все время сражался бок о бок с ним. Во время этой эпидемии им пришлось бороться против всех. Но, в конце концов, Ленин восторжествовал, «ибо был прав».

В 1911 году Сталин, по своему обыкновению бежав из ссылки, появляется в Петербурге. Его снова поймали и сослали в Вологду; но он опять сократил срок ссылки — убежал, чтобы ринуться в бой. Он возвращается в Петербург и развертывает там напряженную деятельность, неустанно выступая в подпольных и полуподпольных кругах против меньшевиков (прежде всего — Троцкого) и анархо-синдикалистов.

В начале 1912 года состоялась Пражская конференция, — Сталин на ней не присутствовал. Эта конференция отмечает собою крупную дату в истории общественного движения: здесь был окончательно оформлен раскол между большевиками и меньшевиками. Размежевание провел Ленин, который тогда же, независимо от социал-демократии, организовал монолитную большевистскую партию. Сталин, несмотря на его отсутствие, был избран членом Центрального Комитета новой партии.

Сталин был всюду. Сталин объезжает партийные организации в разных районах России, редактирует «Звезду», является одним из основателей «Правды». Снова его арестовывают и ссылают, снова он возвращается к работе, перехитрив всех стражников и жандармов. Осенью он едет за границу для свидания с Лениным. Его видят и слышат на Краковском совещании большевиков (конец 1912 года).

Именно в это время русская дипломатия, вместе с дипломатией французской, занимается внешнеполитической стряпней, обмениваясь со своей союзницей теми официальными нотами, которые, будучи впоследствии опубликованы и попав на свет истории, доказали, что львиная доля ответственности за мировую войну падает именно на франко-русский союз: Константинополь и проливы, Эльзас-Лотарингия (реванш и железо), Извольский и Пуанкаре. «Этот мерзавец Извольский», — как называл его Жорес, — этот мерзавец Извольский (знавший людей не хуже самого Жореса) заставил французские газеты и французских газетчиков, в частности «Тан» и г. Тардье, внезапно переменить фронт: у него были, по-видимому, магические средства убеждения.

В это же время начался новый революционный подъем, явно предвещавший могучее движение, которым было опрокинуто ненавистное царское самодержавие. Подлый ленский расстрел 1912 года, — войска стреляли в выборных от бастующих рабочих и в безоружную толпу, причем было убито пятьсот человек, — вызвал в стране огромное возмущение; уже слышались раскаты надвигающейся революционной грозы.

Не покидая своих боевых постов, изо всех сил боролись подлинные революционеры за единство крепкой, действительно революционной партии, поистине несущей человечеству благодеяние глубочайшего политического и социального переворота, а не капитулянтство окончательно выродившегося меньшевизма. Надо было отстаивать правильную линию среди искривлений и зигзагов; тут были и «ликвидаторы», желавшие убедить партию, чтобы она отбросила революционные методы и погрязла в легальности, и те, кто, перегибая палку в другую сторону, впадали в бешенство, как только речь заходила об использовании легальных возможностей, и те, кто, «прикрываясь тогой примиренчества», проповедовали объединение любою ценой и, вопреки здравому смыслу, хотели заставить идти рука об руку взаимно друг друга исключающие направления (такова была позиция Троцкого).

Ленин и Сталин стремились максимально использовать одновременно все возможности революционной работы, — как легальные, так и подпольные. Они отбрасывали обманчивое единство (ловкая западня) и боролись за единство подлинное, за победоносную целостность партии.

Теперь, когда все прошлое лежит перед нами, как на ладони, нам очень легко говорить, что они были правы. Но когда тебя захлестывает и увлекает водоворот сталкивающихся движений эпохи, — чтобы в этот момент видеть настоящее, как прошлое, ясно различать все последствия и предвидеть будущее, — для этого необходим огромный реалистический гений. Здесь прозорливость равносильна творчеству.

Ленин очень высоко ценил все, что писал в те времена Сталин. Вот что пишет он в 1911 году: «Корреспонденция тов. К[обы] заслуживает величайшего внимания всех, кто дорожит нашей партией … лучшее опровержение взглядов и надежд наших „примирителей и соглашателей“ трудно себе представить».