Анри Барбюс - Сталин

Как уже говорилось, инстинктивное сопротивление всему русскому, ненависть к диктатуре русских (хотя бы и социалистической) — проявились на первых же шагах революционной пропаганды, развертывавшейся в пестрой массе национальностей российской империи. С самого возникновения партии национальные и националистические течения создавали антагонизм между рабочими, внушали всеобщее недоверие к русскому пролетариату.

Уже в 1905 году польские и литовские рабочие (в те времена — российские подданные) имели свои отдельные социал-демократические партии, не входившие в РСДРП. Сорганизовались отдельно и многие еврейские рабочие (Еврейский рабочий союз — Бунд).

Лишь в 1906 году, на IV съезде в Стокгольме произошло присоединение польской и литовской партий, а также Бунда, к общероссийской партии. Однако жестокость царских репрессий, последовавших за революцией 1905 года, естественным образом вызвала такой расцвет старых ростков национального и, если можно так выразиться, «мелко-национального» сепаратизма, что дело дошло до нового откола различных отрядов национального пролетариата от общероссийской пролетарской организации.

На августовском партийном совещании, в 1913 году, была предложена резолюция, содержавшая основные принципы партийной программы и тактики по национальному вопросу, сформулированные в том же году в статьях Ленина и Сталина.

Приведем основные пункты:

Право всех наций на свободное самоопределение вплоть до отделения от царской России. Для наций, пожелавших остаться в одном государственном союзе, — территориальная автономия, отмена единого государственного языка (русского), широкие права всем местным языкам (в том числе и языкам национальных меньшинств), законодательное запрещение всяких возможных форм национального (русского) гнета.

Таким образом, в марксистской постановке национального вопроса, постановке крайне решительной и смелой в своей последовательности (ведь она допускала территориальное расчленение старой империи) — Ленин и Сталин безоговорочно и с полной ясностью включали национальный вопрос в общую проблему революции. Они широчайшим, предельно широким образом раскрывали возможности сохранения единства каждой этнической группировки огромного конгломерата, именовавшегося Россией (ибо этническая автономия есть не только почтенный сам по себе моральный фактор, но и фактор жизненный, творческий), и в то же время не теряли из виду практически необходимого единства целого.

Это единство целого конкретно укреплялось единством и однородностью социалистической организации, как партийной, так и профсоюзной.

Ленинско-сталинская постановка вопроса, тесно связывающая теорию с практикой, органически сливающая идею с действием (марксизм, как действенное знание, нуждается в преобразователях, связанных с действительностью и постоянно подталкиваемых, ею к борьбе за будущее), — стояла в резком противоречии с австромарксистской концепцией так называемой «культурно-национальной автономии», имевшей в социал-демократическом движении своих приверженцев. Австрийские оппортунисты проповедовали, в сущности, приспособление социализма к внеклассовым национальным блокам. В результате получался социалистический сепаратизм. По системе этих любителей отвлеченной классификации не национальность становится социалистической, а социализм переходит в национализм. Русские меньшевики разрывали социалистическое движение в николаевской империи на отдельные куски. Такое якобы «усовершенствование» было нелепо, и Ленин со Сталиным решительно выступили против него. Допустить в специфической (в новой) области социалистического движения национальный разрыв, чрезмерное уважение к границам, — было бы гибельным нарушением меры, нарушением правильного соотношения желательной самостоятельности частей и необходимого единства целого. Это в корне противоречило великой архитектонике марксизма.

Но вот от первого взмаха февральской метлы с грохотом развалился царский трон. В апреле 1917 года Сталин был докладчиком по национальному вопросу на конференции большевиков. «Провозгласить формальное равенство наций было недостаточно. Такое формальное равенство имело бы так же мало практических результатов, как и провозглашение равенства великой французской революцией» (Мануильский). Надо было идти дальше и глубже. Сталин предложил принять концепцию, разработанную еще в царское время. Эта теория была принята, хотя и не без борьбы. Пятаков и некоторые другие делегаты конференции шумно возражали против пункта, в котором говорилось, что каждая национальность имеет право на самоопределение вплоть до отделения от России. Возражавшие пугались возможных последствий этого пункта. [7] В книге о Советском Союзе Милюков говорит, что право всех союзных государств на выход из союза лишает СССР юридического лица и, следовательно, лишает его возможности «брать на себя какие бы то ни было международные обязательства». На деле это оказалось неверным. Верным оказалось как раз обратное: отсутствие элемента принуждения в организации государственного союза и составляет могущественную силу морального влияния коммунистической партии на народности, входящие в состав СССР.

Надо отметить и подчеркнуть, в какой степени эта теория национального вопроса, — в самом деле, необычайно смелая в своей социалистической прямоте и величии, — отвечала интересам революционной борьбы. Действуя на этой основе, партия большевиков предстала перед рабочими и крестьянскими массами, как единственная партия, последовательно борющаяся против угнетения национальностей царизмом, политику которого продолжал и Керенский при поддержке меньшевиков.

Лозунг национального освобождения, вместе с лозунгом освобождения социального, с лозунгами хлеба, мира, рабочего контроля над производством, — этот лозунг, спаявший национальные устремления с социализмом, решительно двинул вперед подготовку Октябрьской революции. Позиция большевиков в национальном вопросе ни одну национальность не привела к отделению, которого можно было бы опасаться, но обеспечила большевикам сочувствие всех народов России. Таким образом, и в этом случае полностью восторжествовала смелая и дальновидная мудрость. «Русские рабочие, — писал Сталин, — не смогли бы победить Колчака, Деникина, Врангеля без такого сочувствия и доверия к себе со стороны угнетенных масс окраин бывшей России».

В послеоктябрьские дни, вслед за вторым взмахом восточноевропейской метлы, за развалом «демократического» самодержавия буржуазии, Сталин, естественно, сделался официальным руководителем политики партии в национальном вопросе.