Сборник - О Феликсе Дзержинском

И если удастся в результате адской работы наладить дело, вывезти все продовольствие, то я буду рад…» 39 39 Дзержинский Ф. Дневник заключенного. Письма, с. 269–270,272.

Вот что он писал мне с дороги, во время переезда из Омска в Новониколаевск, 20 февраля 1922 года:

«..Уже поздняя ночь — только сейчас я закончил чтение писем из Москвы. Я хочу сейчас же написать тебе, так как завтра у меня не будет времени. Я еду всего на один день в Новониколаевск — обсудить дела с Ревкомом. У нас огромные трудности. Когда работа округа, 40 40 Имеется в виду округ железных дорог. казалось, начинала входить в норму, метели и снежные бураны опять дезорганизовали работу. А в недалекой перспективе новая угроза — продовольствия, оказывается, меньше, чем предполагалось… заменить знания и опыт энергией нельзя. Я только лишь учусь… Я пришел к неопровержимому выводу, что главная работа не в Москве, а на местах… Необходимо все силы бросить на фабрики, заводы и в деревню, чтобы действительно поднять производительность труда, а не работу перьев и канцелярий…

Я живу теперь лихорадочно. Сплю плохо, все время беспокоят меня мысли — я ищу выхода, решения задач. Однако я здоров…» 41 41 Дзержинский Ф. Дневник заключенного. Письма, с, 273–274. Последние слова Феликс написал для моего успокоения.

К началу 1924 года транспорт мог уже бесперебойно осуществлять все необходимые для государства и населения перевозки.

В феврале 1924 года партия поставила Ф. Э. Дзержинского на еще более трудный пост — председателя Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) СССР. Советская промышленность только начала возрождаться из руин.

И снова он учился у специалистов, хозяйственников, рабочих, знакомился с особенностями различных производств, целые ночи просиживал над цифрами, справками, докладами, много ездил по стране, ее промышленным центрам.

В июне 1925 года совпали наши рабочие планы. Вместе с Феликсом Эдмундовичем я поехала в Ленинград. Дзержинский побывал в Ленинградском институте прикладной химии и его горно-металлургической лаборатории, встретился с академиком Н. С. Курнаковым и другими учеными.

Затем мы были на Волховстрое — строительстве пер вой в СССР гидроэлектростанции. Долго беседовал Феликс Эдмундович с руководителем этой стройки инженером Графтио и рабочими. Дзержинский уделял большое внимание развитию науки и техники, поощрял рабочее изобретательство.

Страстно и неутомимо боролся Дзержинский за превращение СССР в могучую индустриальную державу. Его доклады, выступления пронизывает забота о высокой производительности труда. Он призывал экономить каждую государственную копейку. В то же время Феликс Эдмундович делал все, что мог, для улучшения условий труда и жизни рабочих.

Он был непримирим к недостаткам в нашей государственной и хозяйственной работе, к носителям бюрократизма, волокиты, бездушия. Сам Феликс Эдмундович очень строго относился к себе, публично вскрывал недостатки в работе аппарата, которым руководил.

К 1926 году советская промышленность была почти полностью восстановлена. Начиналось строительство первых гигантов социалистической индустрии, таких, как Ростовский завод сельскохозяйственного машиностроения, тракторный завод в Царицыне (ныне Волгоград); были построены Шатурская и Каширская электростанции, заканчивалось строительство Волховской ГЭС. При Дзержинском было также положено начало созданию новых отраслей промышленности: турбостроения, дизелестроения, авиа- и моторостроения и радиопромышленности.

Со всей энергией отстаивал Дзержинский единство партии, выступал против троцкистов и зиновьевцев, пытавшихся расколоть ее.

Никогда и нигде не щадя себя, рискуя неоднократно своей жизнью, Феликс Эдмундович в то же время всегда и везде заботился о других. Сидя в 1900–1902 годах в седлецкой тюрьме, он, сам больной туберкулезом, заботился о своем тяжело больном товарище, молодом рабочем Антоне Росоле, который уже не мог самостоятельно ходить. Феликс выносил его каждый день на руках на прогулку.

Осенью 1909 года Дзержинский, прибыв на место поселения в село Тасеево, узнал, что одному из ссыльных угрожает смертная казнь за то, что, защищая свою жизнь, ссыльный убил напавшего на него бандита. Феликс, не задумываясь, отдал попавшему в беду товарищу заготовлений для себя паспорт и часть денег, чтобы облегчить ему побег. А сам через несколько дней бежал без всяких документов.

Горячо и преданно любил Феликс Владимира Ильича Ленина.

Помню, как вскоре после моего приезда из эмиграции в Москву, в одно из воскресений начала 1919 года, мы с Феликсом и нашим сыном Ясиком вышли из Кремля через Троицкие ворота. На мосту, который ведет вниз от кремлевских ворот, мы неожиданно встретились с идущим из города безо всякой охраны Владимиром Ильичем. Феликс, увидев его издали, побледнел и, сильно обеспокоенный, прибавил шагу. А потом, здороваясь с Лениным и пожимая ему руку, упрекнул его в том, что он ходит в город один, без всякой охраны, на что Владимир Ильич быстро бросил в ответ:

— А вы? А вы?

Для охраны В. И. Ленина Феликс Эдмундович посылал, проверяя их лично, самых надежных товарищей.

С величайшим вниманием прислушивался Дзержинский к советам В. И. Ленина, читал и перечитывал его произведения, искал в них ответа на сложные вопросы, выдвигаемые жизнью. Когда Феликс разговаривал с Владимиром Ильичем по телефону, то я, хотя и не знала, с кем он соединился, сразу догадывалась — такие теплые, полные любви, сердечные нотки звучали в его голосе и с таким уважением говорил он.

В те суровые, трудные годы он проявлял, где только мог, заботу о Владимире Ильиче, стараясь это делать незаметно.

Как-то старый чекист, бывший управделами ВЧК в 1922 году, В. Н. Чайванов обратился ко мне с вопросом о том, куда девалось плетеное кресло, которое Феликс Эдмундович просил его достать.

— Не знаю, — ответила я, — у нас никогда не было такого кресла.

— Ну как же так, — настаивал Чайванов, — Феликс Эдмундович просил обязательно найти такое кресло. Он несколько раз напоминал мне, пока я не нашел,

Я была удивлена и решила, что Чайванов что-то перепутал, ошибся. Трудно было вообще поверить, чтобы Феликс Эдмундович, отличавшийся необычайной скромностью, о чем-нибудь просил для себя лично.

Но вот стало известно, что Дзержинский действительно поручал Чайванову достать такое кресло. Но не для себя, а для Владимира Ильича, который любил плетеные кресла, чувствуя себя в них удобнее, чем в других. Это плетеное кресло и сейчас находится в Кремле, в бывшем зале заседаний Совнаркома.

Феликс Эдмундович был очень скромен в личной жизни. Он не раз говорил мне: