Краинский Васильевич - Записки тюремного инспектора

Ужасы большевизма и ужасы контрбольшевизма уравнивались. Стыдно вспоминать, как люди грызлись за коробку консервов и, потерявши совесть, рвали друг у друга лишний кусок хлеба. Попытки организовать это общество и создать взаимную помощь не удавались. Каждый хватал свою долю и бежал, как собака, грызть свою кость. Чувство сострадания исчезло. В лучшем случае только скажут, что такой-то заболел, но о дальнейшей судьбе такого человека уже не вспоминают. И люди к этому привыкли. Больной перед смертью уже не просит, так как понимает, что просить некого.

Я стоял среди этих общих, но одиноких могил и переносился мысленно к их родным, которые ждут не дождутся своих отцов, мужей и сыновей, не представляя себе, что они лежат уже в месте вечного покоя «без вести пропавшими». Пройдет много лет. Карандашная надпись на могильном кресте смоется временем. Жизнь начнет входить в колею. Люди опомнятся и вынуждены будут оглянуться назад. Конечно, все прошлое покажется им кошмаром и отвратительным сном, но от этого будет не легче тем, кто будет вечно ждать своих без вести пропавших близких и родных, дорогих им людей.

Город Тульча в Румынии будет для русских людей историческим городом. Дважды русские отступали от большевиков на Румынию. В марте 1919 года добровольцы отходили из Одессы вместе с французами, греками и поляками. Они были сосредоточены в Тульче и скоро направились в Новороссийск. Румыны тогда пропустили русских, погибли отдельные лица, но это был тот долг, которого требовали обстоятельства военного времени. В бригаде генерала Тимоновского свирепствовал сыпной тиф.

Совершенно иное положение создалось в этом году. Добровольческая армия была разгромлена. В Румынию отступали, в сущности, не воинские части, а бежала толпа беженцев, спасающихся от расправы большевиков. Это были обезоруженные люди, которые не могли оказывать сопротивления даже грабившим их крестьянам. Это были люди обессилевшие, но уже исполнившие свой долг. Это была толпа людей, которые требовали защиты международного права и просто гуманного к себе отношения.

* * *

Дни шли невероятно долго и скучно. Единственным для нас развлечением была чайная грека Антония - известного в Тульче и даже окрестностях города как прорицателя и вдохновенного толкователя Апокалипсиса. Здесь собиралась русская публика и делилась своими мыслями. Антоний предсказывал большевизм в Европе и уверял нас, что к июлю большевизм в России закончится, и мы поедем домой. Наивно принимая внушения грека Антония, публика оживлялась и искренно радовалась. Впрочем, настроение часто менялось. Какой-нибудь слух через рыбаков из Одессы вызывал подавленное состояние, но затем беседа с Антонием опять приводила публику в блаженное состояние. Грек стоял на своем и уверял, что в начале июля мы будем в России. Люди проявляли патриотизм и делались настоящими русскими людьми.

В особенности это сказалось на Страстной неделе и в дни Св. Пасхи. Русские проводили целые дни в церкви. Бабадак (тюрьма) выводилась в церковь в сопровождении стражи. Это было для наших пленных истинным удовольствием. Заключенные составили свой хор и прислуживали в церкви. Местный священник уступил службу в русской церкви нашему батюшке отцу Сергию Калите - беженцу из Черниговской губернии. С особым грустным оттенком и глубиной служил отец Калита, вызывая глубокие чувства в настроении русских беженцев. Одним словом, русская церковь на валу была в руках русских беженцев. Здесь более, чем где-либо, чувствовалось сближение русских на чужой территории. У всех на душе было грустно и тяжело. Как-то особенно сильно чувствовалось общее горе и тоска по родным и близким людям на Страстной не -деле. Румыны в этот раз особенно русских не притесняли, а в ночь перед Пасхой разрешили даже ходить по городу целую ночь.

Оставаясь верными своим традициям, русские шумно отпраздновали Пасху. «Загнав» (продав) последние свои вещи, беженцы проявили свою русскую натуру и, вероятно, не было уголка в Тульче, где бы не было водки и пасхи. Отчасти от горя, отчасти от души русские выпили много. Греки посмеивались и говорили, что никто так много не пьет, как русские. Одним словом, первые дни праздника Пасхи прошли в хмелю, и вряд ли кто-нибудь оставался абсолютно трезвым. Даже в тюрьме люди разговелись как следует. В этом хмелю вылилось наболевшее горе за себя и за Родину и забылось положение пленного за границей. Румыны посчитались с этим настроением и дали волю разгуляться русской натуре. Уже к заутрене румыны стушевались. Пьяных не трогали. Ночью на улицах можно было встретить только русских. Впрочем, скандалов не было. Публика вела себя скромно.

С особой торжественностью священник отец Сергий отслужил заутреню. Церковь была переполнена русскими во главе с начальником этапа и его штатом служащих. Церковь была заполнена старыми шинелями русских добровольцев. Все были одеты одинаково - все в русских солдатских шинелях. Пел хор офицеров из Бабадака (тюрьмы), возле которых на клиросе стояла стража в лице двух пожилых румын-солдат. Многие плакали и подолгу стояли на коленях перед иконами, освещенными тысячами восковых свечей. Было грустно, тяжело на душе, и к горлу подступали слезы. В таком состоянии в темную глубокую ночь добровольцы шли разговляться и первую рюмку, конечно, пили за своих родных, близких и дорогих людей.

Ранняя Пасха (29 марта) совпала с первыми чудными весенними днями. Начала распускаться зелень, и появилась трава. Мы спали уже с открытыми окнами. Было грустно. Весна тянула домой. Что делалось в родных краях, мы не знали. Уже давно шли слухи, что нас отправят в Болгарию. Румыны старались отделаться от русских, а болгары принимали нас.

* * *

Ежедневно мы ждали парохода, чтобы ехать в Болгарию. По слухам, в г. Варне был голод. Газеты сообщали о происходящей в Болгарии забастовке и большевистских выступлениях. Часть публики ехала в Сербию, но и там, по слухам, было неблагополучно. Настроение было скверное. Многие завидовали тем, кто записался в украинцы и уехал в Краев. Хотя на Украине не было ни территории, ни армии, но чувствовалось, что они раньше всех попадут на Родину.

14 апреля ст. ст. утром послышался гудок морского парохода. С быстротой молнии в Тульче распространилась весть о прибытии русского парохода «Адмирал Кашерининов». Согласно объявлению этапной комендатуры, все едущие в Варну должны были погрузиться на пароход в течение двух часов. В 9 часов утра с вещами и котомками русские потянулись к пристани. Мы распрощались с нашим хозяином греком Яни Петала, который уже раз напомнил нам предсказание своего брата Антония о том, что в июле мы будем уже дома. Девочка Янула страшно плакала, прощаясь с нами.