Краинский Васильевич - Записки тюремного инспектора

В Тульче мне пришлось много беседовать с полковником Стесселем как о днестровской драме, так и о причинах разложения Добровольческой армии. Стессель знал, что были такие лица, которые в нервном возбуждении обвинили его и свалили всю вину катастрофы отхода на Румынию на Стесселя. Александр Анатольевич не оправдывался, но говорил: что может сделать воля одного человека при катастрофе, во время стихии?.. Если врачи побросали в Канделе больных и раненых, то винить можно только их, так как они были обязаны исполнить свой долг. Перекладывать вину на командование в этом случае нелепо.

Интересную подробность рассказывал нам Стессель о пленении начальника своего штаба полковника Мамонтова. Мы упоминали уже, что при прорыве в плавнях Днестра на Тирасполь отряд Стесселя встретил парламентеров от большевика Котовского, который предлагал Стесселю сдаться. Есаул Афанасьев, стоявший во главе этой миссии, передал Стесселю письмо от Мамонтова, который был в руках большевиков. Полковник Мамонтов склонял Стесселя перейти на сторону большевиков... Для Стесселя было ясно, что Мамонтов писал это письмо по принуждению. Прежде всего обращало внимание то обстоятельство, что Мамонтов писал Стесселю «на ты» в то время, когда они никогда не были в таких интимных отношениях. Заканчивая свою записку, Мамонтов добавил, что он пишет в здравом уме и твердой памяти. Все это доказывает, сказал Стессель, что Мамонтов хотел заставить понять свое положение. По слухам, Мамонтова увезли на паровозе, по одной версии, в Москву, по другой - в Одессу. Затем распространился слух, что Мамонтов расстрелян.

Что касается Добровольческой армии, то помимо всех прочих причин разложение ее произошло по вине русских же людей. В начале это была несомненно героическая эпопея. И в дальнейшем это был сплошной героизм, но только истинных добровольцев, а не тех, кто, зараженный керенщиной и большевизмом, присосался к этой армии. С самого начала Добровольческая армия не имела того, что ей было необходимо. Голая и необутая, не обеспеченная продовольствием армия по мере своего роста должна была жить реквизициями, и это развратило ее. Стессель доказывал, что в то время, когда интендантские склады были переполнены обмундированием, солдаты и офицеры замерзали на позициях почти голые и с тряпками на ногах вместо обуви. Воевать в зимнее время при таких условиях было невозможно. Не лучше дело обстояло с продовольствием.

Отсюда начало всех неурядиц, развившихся впоследствии, когда в армию влился распущенный элемент. Виновато высшее командование, которое не учло этого и допустило деморализацию армии. С другой стороны, виновны и сами русские люди, которые не поддержали Добровольческую армию, а, забывая прямой долг, занялись спекуляцией и наживой в то время, когда нужно было спасать Родину. К глубокому сожалению, нужно сказать, что виновато и офицерство. В громадной своей массе офицерство держало себя инертно. Достаточно вспомнить, что в Одессе было до 40 тысяч офицеров, которые только зарегистрировались, но активного участия в обороне Одесского района не приняли. Это явление наблюдалось повсюду. На призыв Добровольческой армии офицеры шли неохотно, а когда данная местность занималась большевиками, офицеры беспрекословно подчинялись приказу большевиков и шли регистрироваться и служить в большевистскую армию.

В армии не было твердой политики, и это ее губило. Это была та же керенщина, при которой не было возможности удержать войска на позициях и которые при первой неудаче разбежались. Осталось ядро Добровольческой армии, истые герои, которые десятками бились в неравном бою с целыми полками красных. Добровольческая армия проявила необыкновенный героизм, доблесть и самоотверженность, которых не видела даже, может быть, Европейская война. Масса русских людей положили свою жизнь за Родину, и не они виноваты в разложении армии. Чем дальше, тем было хуже. Люди заражались и следовали примеру заведомо негодных людей, присосавшихся к Добровольческой армии. К сожалению, и многие военачальники оказались не на высоте своего положения и вместо того, чтобы заниматься делом, спекулировали военной добычей.

Так грустно было слушать это мнение компетентного лица, несомненно бывшего в курсе дела. Как честный русский человек, Стессель перенес вместе с остатками своей части те же лишения, какие пережили все бывшие с ним, и разделил их судьбу военнопленных интернированных в Румынии. За тем же столом из глиняной миски с деревянной ложкой он хлебал в этапной столовке грязную похлебку и получал свой паек, который сравнял его с последним его солдатом. По имеющимся на этапе сведениям, в разных местах Румынии находится около 1800 русских, перешедших границу. Таким образом, все остальные из двенадцатитысячной массы людей, вышедших из г. Одессы, более 10 тысяч, осталось на «том берегу». Судьба их нам неизвестна.

Русское общество в Тульче не объединилось. Все жили отдельными кружками и компаниями и были далеки от какой бы то ни было организации. Каждый жил сам по себе и мало вникал в интересы другого. Замкнутость и эгоизм последнего времени не оставляли беженцев и на чужбине. Никаких сведений на фронте и в России мы не получали. Газеты из Бухареста на французском языке были скучны и ничего не говорили о России. Мы были отрезаны от всего мира. Чувство апатии и полной безнадежности постепенно охватили все русское общество и еще больше заставляли каждого прятаться в свою скорлупу. На этапе всем беженцам было выдано белье и обувь, а женщины получили пальто. Несколько позже американский Красный Крест выслал из Бухареста всем беженцам еще по одной смене белья и выдал мыло, фуфайки, носки и прочие мелочи. Это выручило из безвыходного положения очень многих, в том числе и меня.

Почти все беженцы в Тульче страшно бедствовали. Только немногие проскочили границу с деньгами и ценными вещами, что дало им возможность устроиться по-человечески. Мы меняли оставшиеся у нас «колокольчики» (тысячерублевки). Беженцы продавали свои вещи, золотые кольца, часы, цепочки и прочее, а несколько позже «загоняли» те вещи, которые получили от американцев и на этапе. Каждому хотелось выпить стакан чая и купить папироску. Мы не говорим, конечно, о тех, кто пьянствовал и вел разгульную жизнь на те деньги, которые ему удалось сохранить при переходе границы. Это было исключение. В общей массе все нуждались и испытывали большие лишения.

На скудной пище этапа существовать было трудно. Жизнь шла монотонно и однообразно. Молодежь пробовала знакомиться с румынками, но родители запрещали им знаться с русскими. Об этом сказала румынская барышня Чеснокову, которому она симпатизировала. Девушка, которая гуляла с русским, подвергалась гонению и портила себе репутацию в румынской среде. «Romania mare» (Великая Румыния), как теперь величало себя румынское государство, считало неподходящим знакомство румынской девушки с русским офицером. Греки не любят румын и ядовито напоминали нам, что Румыния была во времена Римской империи местом ссылки.