Краинский Васильевич - Записки тюремного инспектора

Нам приходилось иногда встречаться с людьми высшего общества, так называемой аристократией. Мы были приглашены раза два-три к графине Шавгоч и ее родственникам, и в этих домах мы познакомились с невозможным положением местной буржуазии. Прекрасные дома их реквизированы, и им оставлено по две-три комнаты. Имения у них отобраны, и ничего им за них не уплачено. Оставлены лишь усадьбы и цензовые участки. В общегосударственной жизни этот класс населения никакой роли не играет и живет обособленною, замкнутою жизнью. Здесь, в этой среде, конечно, отлично понимается положение русской эмиграции, но русская среда им чужда, и потому особого интереса к русским делам здесь нет. У них свои заботы, и притом они тяготеют к немецкой культуре. Есть даже русофобские круги, которые просто отворачиваются от русских. <.. .>

* * *

Мы оставляем Загреб, как оставляют железнодорожную станцию, -без воспоминаний, без сожаления, без хорошего чувства к тем людям, с которыми мы прожили более года. Я был с прощальным визитом у профессоров Микуличича и Перовича. Оба были очень любезны, но разница в том, что профессор Перович, чистокровный серб, прощался со мною очень сердечно и со слезами на глазах говорил о страданиях русского народа. Микуличич, хорват, враждебно относящийся к русским, видимо, был доволен, что отделывается от необходимости считаться с русскими.

Конечно, взять извозчика мы были не в состоянии, так как это обошлось бы более 200 крон, и потому мы пошли на вокзал пешком, нагруженные вещами, которых опять набралось у нас бесконечное множество. К счастью, нам помог университетский служащий, согласившийся за 50 крон понести на вокзал два тюка. Мой брат ворчал, говоря, что по нынешним временам человек может иметь только столько вещей, сколько может нести на себе. Все лишнее всегда приходится бросать. Я радовался, что мы едем к русским и будем жить в их среде. Путь от Шалаты до вокзала был длинный, и я изнемогал под тяжестью двух тюков, которые я нес на веревке через плечо. К тому же мы попеременно несли виолончель брата.

День был хороший, жаркий. Это было 17 июня. В вагоне было душно, и я был рад, когда через 2 1/2часа поезд остановился на станции Златар-Быстрица, где нас ожидала госпитальная повозка, запряженная по местному обычаю одною лошадью в дышло. Мне всегда было противно смотреть на эту упряжку, в особенности когда такой выезд появлялся на улицах нарядного города Загреба. Кучер, казак Федот, встретил нас очень приветливо, и это придало моему настроению бодрость и уверенность, что среди русских жизнь наша будет несколько иная, чем в Загребе. К тому же мне было особенно приятно сознание, что лето я проведу в деревне, среди природы.

Отличное шоссе по живописной местности, окаймленной синеющими издали горами, вело через град Златар на север к такому же маленькому городку Лобор, не доезжая которого по правой стороне, в запущенной усадьбе, в старинном замке, в 10 километрах от железнодорожной станции, находится госпиталь Гербовецкой общины Красного Креста. Недалеко от этого замка, на шоссе, мы встретили гуляющих сестер милосердия. Было уже темно, и я не видал тех, кто здоровался, но приветливый женский голос, отчетливо говоривший: «Здравствуйте, Николай Васильевич», особенно приятно ласкал ухо своей русскою речью. Нас ожидали с ужином. Доктор Свиридов - старший ординатор, пригласил нас в столовую, где я познакомился с врачебным персоналом.

Первое впечатление было хорошим, в особенности после крепкого сна в чисто убранной комнате на мягкой больничной кровати. Большой интерес представлял самый замок. С фасада он похож на казарму, но со стороны парка это здание веет средневековьем. В особенности типична та сторона замка, где в стене выступает колокольня костела. С этой же стороны в нескольких шагах от замка шумит протекающая через весь парк быстрая, на каменистой почве речонка (Быстрица). Замок окружен вековым еловым парком, а дальше через речку в некотором расстоянии начинаются горы, покрытые старым дубовым лесом. Повсюду торчат камни, поросшие мхом.

На севере, непосредственно за Лобором, закрывая горизонт, высятся громадные горы, давящие на всю местность, и без того лежащую в котловине. Верхушки этих гор часто покрыты снегом, когда внизу стоят еще теплые дни. На одной из вершин отчетливо видны руины, о которых циркулируют различные легенды. Мы подымались потом на эту вершину и говорили с хозяином-крестьянином, собственником этой вершины. Оказалось, что эти руины представляют собою бывший сторожевой пост, относящийся еще ко временам татарского нашествия.

В общем, вся местность необыкновенно красива, и самое название ее Загорье как нельзя больше подходит к этому уголку. Тем не менее вся окружающая обстановка как-то давит и вызывает мрачное настроение. Особенно неприятное впечатление производят железные решетки в окнах и тяжелые своды во внутренних помещениях замка. В общем весь замок напоминает нашу русскую тюрьму типа тюремного замка. Строение замкнуто четырехугольником с внутренним двором и массивными железными воротами под аркою, расположено совершенно так же, как это бывает в тюрьме. Во дворе колодезь, костел, колоссальной величины погреб в длину всего здания. Двор маленький, со стоками воды под землею. Говорят, что где-то есть подземельный ход.

Вдоль всего здания со стороны двора тянутся открытые, с колоннами и арками, коридоры, из которых непосредственно идут двери в расположенные вдоль коридоров комнаты. Комнаты, как и коридоры под сводами, как погреба, и это дает мрачную картину тюремной камеры. Очень долго замок этот был необитаем. Его прежний владелец граф Кеглевич (историческая для Хорватии фамилия), которому когда-то принадлежала вся местность, естественным путем и постепенно разорялся, и ныне вся эта усадьба с пахотной землей принадлежит хорвату-крестьянину, который купил это имение с торгов за бесценок.

Это тот кулак, про которого местные жители говорят, что он когда-то сидел в тюрьме за подделку денежных знаков. Ковачич постепенно разбирает и продает остатки прежнего величия, беседки, каменные ограды, колонны, кирпич и т.д. Это богатейший человек, но скуп до невозможности. Одетый как нищий, он живет в развалившемся флигеле и не держит даже прислуги, а готовит себе сам вместо обеда фасоль и ест салат. О какой бы то ни было культуре в хозяйстве и речи быть не может. Всюду грязь, беспорядок, бесхозяйственность. Он не держит даже лошадей, а имеет всего двух волов и двух коров, которых обслуживает сам. Сын его кончил гимназию в Германии и говорит, что был два года в университете, но на вид он простолюдин, а по убеждениям - тип, приближающийся к большевикам.