Арсений Замостьянов - Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!»
- Название:Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!»
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Яуза
- Год:2016
- Город:Москва
- ISBN:978-5-9955-0853-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Арсений Замостьянов - Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!» краткое содержание
Его триумфы вошли в легенду. Его «Наука побеждать» стала настольной книгой любого офицера. Его имя навеки вписано в святцы русской воинской славы. В его честь наречен высший полководческий орден СССР. Национальный герой, Генералиссимус Российской империи, граф Рымникский, князь Италийский, не просто гений, а Бог войны, Александр Васильевич Суворов подавил Польский мятеж и Пугачевский бунт, разгромил турок и стал единственным военачальником, сумевшим несколько раз подряд разбить революционную французскую армию. Легендарным переходом его «чудо-богатырей» через Альпы восхищались даже враги. А его афоризмы стали заветом на все времена:
«Мы Русские – какой восторг!», «Мы Русские! С нами Бог!», «Мы Русские – враг пред нами дрожит!»
Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!» - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Именно в письмах Хвостову Суворов держался наиболее открыто и прямо, именно Хвостов был первым читателем большинства стихотворений Суворова. Воспоминания о друге, запечатленные в поздних стихах Хвостова, стали скромным литературным монументом полководцу. Перед европейской кампанией 1799 года Суворов жил в петербургском доме Хвостова, в котором позже и умер. И Хвостов имел право написать:
Премудрости рукой водя, как на войне,
Герой участие в сих тайнах вверил мне.
Это чистая правда: Суворов доверял Хвостову и «вверял участие в тайнах». В послании «Николаю Михайловичу Языкову» (1827) Хвостов снова припоминает славного героя:
Новграда бард, не медли боле!
Представь премудрость на престоле,
Греми Екатерины меч;
На Альпы стань, когда Суворов,
Герой молниеносных взоров,
Вещал устами грома речь!
Громкие слова, тяжеловесные риторические фигуры – зерно наивного хвостовского стиля. Графоманы любили Суворова, а некоторые и вовсе использовали в своих целях генеральскую любовь к поэзии. Кто сейчас помнит плодовитого писателя, поэта и подполковника Фанагорийского полка Иринарха Завалишина, написавшего в 1795 году героическую поэму «Сувориада», немало польстившую Суворову. Нам остается вчитываться в строки злой державинской эпиграммы на Завалишина:
Сей рифмотворческой, безсмысленной чухой
Геройский звук побед в потомство не промчится:
По имени творца, в пыль тотчас завалится,
И вечно будет жить Суворов сам собой
Или достойною его гомеровской трубой.
Вот вид на эту книгу мой.
Лирическую, по авторскому определению и лирико-эпическую по сути поэму «Александр Суворов» написал поэт Степанов (1821) – от восьми песен этого памятника искренней любви к полководцу остались полные динамизма реплики Суворова:
О, Грязев! Чрез твою могилу
Прибавишь россам ты венец!
Ты с малым здесь пребудь отрядом,
Займи кусты с конца в конец!
Сражайся с смертию и с адом,
Греми, грози, зови на бой!
Будь Леонид! Друзья, за мной!
Конечно, поэзия Хвостова, Степанова и Завалишина не стала той гомеровской трубой, что может увековечить великого героя. Суворов и сам прекрасно понимал и видел все несовершенства их писаний (см. анекдот о предсмертном совете генералиссимуса Хвостову). Понимал несовершенства, но неизменно ценил внимание стихотворцев. Суворов был снисходителен к поэтам. Не в продолжение разговора о графоманах, но в связи с завалишинской разработкой жанра героической поэмы напомню, что узбекский стихотворец второй половины XIX века Фиркат создал «Сувороэму», ещё одну героическую поэму о Суворове. Сувороведы любят цитировать фиркатовский пассаж о кончанской ссылке полководца:
Он жил угрюмо в сельском заточеньи,
С людьми простыми запросто дружа;
Оттуда видя всей земли волненье,
Орлом полдневным над землей кружа.
В народных русских песнях Суворова сравнивали с соколом, узбекский поэт уподобил великого старца орлу. И – ещё одна подробность – в кончанском заточении утешением Суворова были стихи. Стихи, в которых отразились его прошлые подвиги. В ноябре 1798 года Суворов пишет Хвостову из ссылки: «А/лександру/ С/еменовичу/ Р/умянце/ву поручено от меня между пр/ очим/ привесть с собою из С/анкт/-П/етер/б/ург/а «Сувориаду», оду на Измаил Д. Хвостова, на Варшаву оду Кострова, на Варшаву песнь Г. Державина, то ж, коли есть иные, коих не знаю; томик – перевод Оссиана Кострова. Ежели Р/умянцев/ в чем по тому неизправен, я вас прошу изправить и ко мне перевесть. Деньги возмещу». А с деньгами у Суворова тогда было плоховато: опала, наветы, иски… Но на стихи он не жалел, ценил и внимание поэтов и возможность читать стихи о собственных славных делах.

Орден Суворова 1-3-й степеней
Ещё один миф, имеющий документальные подтверждения, – предание о Терентии Черкасове. По легенде, староста одного из имений Суворова, скрывая своё расточительство и воровство, зная генеральскую слабость, отписывал барину неумелыми стихами. Терентий Черкасов не был деревенским старостой – он был юристом, юриспрудентом, вел дела Суворова и заслужил следующее высказывание Александра Васильевича: «Терентий вместо дела упражняется только в поэзии». Терентий Черкасов посвящал Суворову стихи:
Буди силен и красен,
Почтеньем превознесен.
И что злобной супостат ни деет,
Моя преданность не оскудеет.
И как светло блистает звезда,
Тако соделывается от источника правоты мзда!
Суворову везло на графоманов, «тысячи тонн словесной руды» посвящали они добродушному полководцу. А может быть, полководец осознанно окружал себя хорошими и разными поэтами, образовывал героическую, зовущую на подвиги, атмосферу. Мифологизировал собственное существование, вырываясь из будничных хлопот в мир стремительных переходов, доведенной до совершенства тактики, в мир шутливых обменов стихами и громких поэтических голосов. Суворов знал, что такое быть национальным героем. Поэзия – и даже немудреные вирши плутоватого Терентия Черкасова – была важной составляющей и будничной жизни полководца, и его праздников. А праздником для Суворова и для окружавших его поэтов была – победа. Незадолго до смерти, получив от поэта А. П. Брежинского очередной стихотворный панегирик, смертельно больной Суворов растрогался, как некогда в Варшаве, когда прочитал державинскую оду. Из Праги Суворов салютовал Брежинскому ответными стихами:
И в холодном краю света
Есть к наукам пылкий жар!
Благодарность для поэта
Вместо лавров будет в дар.
Пусть в Отечестве любезном
Он Гомером прослывёт,
Будет гражданин полезной,
В дружбе с лирой да живёт.
Щемящую эпитафию Суворову написал брат суворовского адъютанта А. А. Столыпина Николай Александрович, трагически погибший в Севастополе в 1830 году:
Стой, Росс! И омочи слезами камень сей!
Здесь прах лежит того великого героя,
Кто не щадил для нас ни жизни, ни покоя;
Россией был любим, почтен вселенной всей.
Выделялась из общего ряда и эпитафия талантливейшего М. Н. Муравьёва, много лет искренне восхищавшегося Суворовым. Свои стихи он написал под влиянием главной эпитафии – «Здесь лежит Суворов»:
Величие души, заслуги, добродетель,
Военно счастие, которым мир гремит, —
Всё смерти покорил вселенный содетель.
Смиритесь, смертные: Суворов здесь лежит.
Следующая волна поэтических отражений Суворова связана с Отечественной войной 1812 года, с героикой первых десятилетий XIX века. Поэты – будущие декабристы и вельможи – клялись именем Суворова, учились у Суворова, вспоминали о великом Суворове. Из некоторых воспоминаний вышли всем известные поэтические шедевры. Василий Андреевич Жуковский – поэт, «в наследие» в которому оставлял лиру Державин – в «Певце во стане русских воинов», между прочим, писал:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: