Евгений Войскунский - Полвека любви

«Сколько удовольствия мы бы получали от Москвы, если б не мои ноги», — сказала Лида.

Вообще-то мы вели довольно активный образ жизни. Ездили на выставки в Пушкинский музей. Бывали в театрах, особенно любили Таганку — старались не пропускать ее знаменитые спектакли. Осенью 72-го совершили турпоездку в Румынию, вчетвером — с поэтом Александром Ревичем и его женой Мурой, с которыми сдружились…

(Бухарест чем-то напоминал Баку. Шумные толпы на улицах. Черноволосые черноусые румыны. Какая-то хорошо нам знакомая разболтанность, неразбериха. В отеле «Виктория» нам дали номера без санузла, хотя мы оплатили путевки по первому классу, и пришлось «качать права» — мы с Ревичем называли это «качать les droits». Когда мы приехали вечером в черноморский курортный городок Мангалию, нас никто не встретил — почему-то встречали в другом городе на побережье — Эфорие. Позвонить в ONT, туристскую фирму, с вокзала не удалось. Случайный румын довез нас до почты, я говорю, что надо ему заплатить, а Ревич объявил: «Пусть Чаушеску платит!» На почте оказался симпатичный заведующий, он помог связаться с ONT, и не прошло и часа, как за нами приехали и отвезли в гостиницу «Аида». По возвращении в Москву я написал юмористический водевиль «Встреча по-румынски, или Добрый почтмейстер».)

Но ходила Лида все хуже. Ноги болели, и теперь она не выходила из дому без палочки. Я возил ее в литфондовскую поликлинику к ортопеду профессору Кону — он лечил Лиду с помощью аппарата, заменяющего иглоукалывание. Но что-то не становилось легче.

Лида спросила Кона о докторе Илизарове. Кон сказал — да, конечно, Илизаров хороший хирург, но если уж оперироваться, то только у доктора Сиваша в ЦИТО.

Операция… Нас раздирали сомнения. Суставы у Лиды деформированы, но все же она ходит. А как будет с искусственными, металлическими суставами? Какова гарантия, что не произойдет их отторжение?

И вот же какая неожиданность: узнаем, что доктор Илизаров в Москве — прилетел по делам из своего Кургана, остановился в гостинице «Москва». Удалось «поймать» его по телефону, я коротко изложил суть дела, он назначил встречу у себя в номере на девять утра. Мы приехали с рентгеновскими снимками Лидиных суставов.

У Илизарова крупное лицо, густые усы, восточный разрез черных глаз. Без лишних слов разглядывает снимки, просит Лиду пройтись.

— Понятно, — говорит. — Знаете, деформирующий артроз не в профиле нашего института. У нас переломы, вытяжки, ну и все такое. И очень большая очередь, а мест в клинике всего сто пятьдесят.

— Очень жаль, — говорю. — Мы так на вас надеялись…

Илизаров смотрит на Лиду. У нее, как всегда, всё на лице написано. Конечно, она расстроена.

— Можно, пожалуй, сделать тканевую подсадку, — говорит Илизаров. — Такие случаи были, они облегчают положение.

Не знаю, что это такое, впервые слышу — но снова вспыхнула надежда.

— Значит, можно к вам приехать?

— Только с официальным направлением Минздрава РСФСР.

Начинаются мои хождения по медицинским учреждениям, и вот их результат: официальная бумага Минздрава РСФСР о том, что «по сведениям Курганского научно-исследовательского института больная Войскунская Л. В. может приехать на консультацию в конце августа…».

3 сентября 1973 года мы с Лидой прилетели в Курган. Номер в гостинице «Москва» сняли без особых затруднений. Утром следующего дня поехали в институт. К доктору Илизарову попали в 3 часа дня, он прочитал письмо Минздрава и сказал, что оно не содержит даже намека на помещение в клинику вне очереди. Ну да, я не принадлежал к кругу привилегированных деятелей, проходящих повсюду вне всякой очереди и получающих полное обслуживание. Только консультация. Илизаров спросил, что он рекомендовал нам в Москве. А, тканевую подсадку. Что ж, это можно сделать и амбулаторно. Позвонил заведующему амбулаторным отделом Шевцову и предложил ему сделать эту операцию.

Владимир Иванович Шевцов оказался приятным молодым человеком. Он выписал рецепт на преднизолон и попросил утром в четверг приехать на операцию. Я спросил о «механизме» подсадки. Примерно так он ответил: делается разрез на боку и подсаживается, вставляется косточка (от овцы? от свиньи? — не помню). Приживаясь, растворяясь, что ли, ее ткань с током крови попадает в суставы и рассасывает разросшуюся соединительную ткань. Щель между головкой сустава и тазовой костью увеличивается, и становится легче ходить. Операция совмещается с длительным приемом преднизолона.

В четверг дождливым утром мы приехали, долго ждали (наша медицина — это много сидений в коридорах). А операцию Шевцов проделал за 20 минут. Я выкурил сигарету и — смотрю, выходит из операционной Лида, уже одетая в костюм, а за ней Шевцов: «Ну вот, Евгений Львович, видите, как быстро». Боли Лида не чувствовала: местный наркоз. Во дворе под дождиком я поймал такси, и мы поехали к себе в гостиницу.

Две недели мы прожили в Кургане. Ежедневно я возил Лиду на лечебную физкультуру и массаж. Наконец доктор Шевцов снял шов — заживление шло нормально.

— Малыш, тебе легче стало ходить?

— Кажется, немного легче.

— Кажется или действительно легче?

— Мне легче ходить, потому что я не хочу тебя огорчать.

— Здорово сформулировано! Молодец, малыш.

— Ты так редко меня хвалишь…

— Как же — редко? Каждый день хвалю тебя, Лидуха. Каждый день радуюсь тому, что мы вместе. А ты?

— Еще бы!

— Сегодня больше любишь?

— Всегда больше!

Мы жили вчетвером в трехкомнатной квартире. Не так уж тесно. Тем не менее нам нужно было разъехаться. Не стану входить в детали и особенности наших отношений, скажу только, что для того, чтобы их, отношения, уберечь от всякого рода шероховатостей, молодая семья должна жить отдельно.

Это легко сказать — а как сделать? Не было в советское время более трудной бытовой проблемы, чем получение квартиры. Даже если у тебя есть деньги на кооперативную.

Я пошел к председателю Солнцевского горсовета (в ту пору Солнцево еще не было районом Москвы, а было городом в Видновском районе Московской области) Киселевой. По-партийному полная и строгая дама выслушала меня с каменным выражением лица. Просмотрела документы — заявление, официальную бумагу из Союза писателей, удостоверяющую мое право (как творческого работника) на дополнительную жилплощадь в 20 кв. метров.

— Ну так, — сказала она. — Вы как ветеран войны и писатель имеете право на трехкомнатную квартиру. А чем ваши дети заслужили право на отдельную квартиру?

— Чем заслужили? — Я, по правде, несколько растерялся от такой постановки вопроса. — Заслуг пока нет, но… молодая перспективная семья… И ведь речь идет о кооперативной квартире.

Киселева холодно ответила, что не может таковую предоставить без разрешения Свиридова — зампредседателя Московского облисполкома. Это был отказ. Она прекрасно знала, и я это тоже понимал, что Свиридов не даст разрешения.