Евгений Войскунский - Полвека любви

Летом 1983-го вместе отдыхали на турбазе близ Гродно, на берегу Немана (путевки «пробила» Нелли в Доме ученых). Течение в Немане быстрое, сильное, но все же мы с Георгием несколько раз переплывали его. Ездили на экскурсии в Гродно, в Лиду.

(В далеком 1941-м на Ханко мне однажды сказал Дудин: «А знаешь, в Белоруссии есть город Лида. Вот надо съездить туда». Теперь, сорок лет спустя, мы с моей Лидой приехали в Лиду. Улучив момент, я отбился от экскурсии, забежал на почту и отправил Дудину такую депешу: «Одно лишь скажем в телеграмме заветный город перед нами». Потом, при очередной встрече Миша скажет, как обрадовался нашей телеграмме.)

На выездных заседаниях совета по НФ — в Ереване и Тбилиси, в Новосибирске и Душанбе — и на многолюдных встречах с любителями фантастики Гуревич выступал интересно, значительно. Не без юмора рассказывал, как основал новые виды науки: темпорологию — управление временем, ратомику — искусственную расстановку атомов и передачу любого предмета (даже и людей!) на любое расстояние, и метафористику — общую науку о превращениях. Непригодны для практики? Да, эти науки пока непригодны: не созрели условия, не хватает энергии, да и, знаете ли, определенная косность, присущая мышлению… Но ведь и генетику у нас высмеивали («продажная девка империализма»!), пока не поняли, что это такое…

На квартире Гуревича собирались, бывало, Аркадий Стругацкий, Дмитрий Биленкин и я. Жаль, что никому из нас и в голову не приходило записать наши разговоры — а ведь они могли бы существенно пополнить теорию фантастики, которая складывалась в те годы стихийно, независимо от официального литературоведения. Аркадий твердо стоял на том, что фантастика — это прием заострения, остранения действительности. Мы с Димой Биленкиным тоже так считали, но — желательна и неординарная идея. Гуревич отделял фантастику-прием от фантастики-темы. У Свифта фантастика — обрамление сатиры, острый литературный прием. У Жюля Верна фантастика составляет основное содержание, тему произведений. Это два разных вида фантастики.

Конечно, это всего лишь поверхностный слой наших разговоров. Какой бы вид фантастики мы ни предпочитали, для нас прежде всего была важна добротная литературная основа.

В конце 80-х на Георгия Иосифовича обрушилась болезнь. Какое-то время он лежал в той же больнице, что и моя Лида, заболевшая тогда же. Я навестил Георгия, но сидел у него недолго: ему предстояло облучение. Помню, как он решительно сказал, что намерен выкарабкаться.

Он обладал сильной волей. Придумал неких волетворцев— людей, научившихся менять свой возраст, более того — свой облик, тело, вопреки прочной схеме генов. Но роман о волетворцах не сочинил, уж очень нелегко осмыслить такой странный мир. Только в «Лоцию будущих открытий» поместил эту идею, замысел — изобразил Институт Волетворчества, целый городок, на воротах которого можно было бы написать: «Мы не рабы своих генов».

Десять лет сопротивлялся Гуревич болезни, да и не одной. Понемногу сдавало сердце. Его сильные ноги бывшего кавалериста, отличного лыжника отказались ходить. Появилась инвалидная коляска…

Он был выдумщик, фантазер, генератор новых идей. Но, увы, не волетворец.

В декабре 1998 года Георгий Иосифович Гуревич умер.

«Прямая идет вперед. Сворачивать она не умеет» — этими словами кончается один из его романов «Ордер на молодость». Такой прямой несворачиваемой линией представляется и жизнь Георгия Гуревича — человека чести и высокой порядочности. Он написал много книг. Я думаю, он был в нашей литературе последним представителем — рыцарем, если угодно, — чистой научной фантастики — той, которая не пугает читателя монстрами и ужасами, а побуждает к размышлению, к поиску новых путей бытия, призывает верить в разум человека.

Таким и остался в моей памяти.

Из моего дневника:

26 марта 1982 г.

Главный погромщик в литературе — Госкомиздат, на этот раз всесоюзный («стукалинский») учинил новый разгром фантастики. На днях на большом совещании редакторов издательств, издающих НФ («Мир», «Мол. гвардия», Детгиз, «Знание»), сделал доклад некто Сахаров, гл. редактор управления художественной литературы — как говорят, мрачный тип, антисемит, делающий себе карьеру поисками крамолы. Привел в качестве образца четыре «произведения»: «Фантастику-80» (на редкость серый сборник), «Вечное солнце» (сборник дореволюционной вроде-бы-фантастики), «Здравствуй, галактика» Рыбина (вздор, по поводу которого была реплика в «ЛГ») и книгу В. Щербакова, забыл название, — все это, конечно, издано в «Мол. гвардии», где оный Щербаков состоит завотделом фантастики. Затем Сахаров подверг критике выпуски «НФ» издательства «Знание» — против них-то и был направлен главный удар, а точнее — против нас, писателей, сотрудничающих со «Знанием».

Критика была, естественно, высосана из пальца: якобы неопределенность идейных позиций в повести Ларионовой, в рассказе Биленкина «Париж стоит мессы», в очерке Гакова о роботах в фантастике. Поскольку две последних вещи были в моем, 23-м выпуске, был упомянут и я как составитель. Подвергся дурацким нападкам «Пикник на обочине» Стругацких, напечатанный в книге «Неназначенные встречи», вышедшей в «Мол. гвардии» вопреки воле издателей (Аркадий не раз обращался в ЦК): дескать, неолуддизм, осмеяние НТР и т. п. глупости. Выводы сделаны далеко идущие: сосредоточить издание НФ в «Молодой гвардии», а в других издательствах («Мир», «Знание», Детгиз) — прекратить. Так-то. Не припомню подобных разгромов фантастики. И даже удивляюсь: как «стукалинцы» на такое решились.

Ну, Биленкин с Ковальчуком составили письмо Зимянину, вчера я его прочел и подписал. Кроме нас троих подписал и Аркадий…

…Скучно все это, джентльмены. В сущности, дрянная и пошлая игра.

Не столько скучно, сколько омерзительно: подлые нападки, клеветнические рецензии, бесстыдная ложь. Дьявольски активно действовали эти «идеологи», комиздатчики и их услужливая челядь. Кто вспомнит теперь Стукалина (Госкомиздат СССР) и Свиридова (Госкомиздат РСФСР), Куценко, Ю. Медведева и прочих «борцов»? Но свое черное дело они сделали: стали как бы духовными отцами нынешних баркашовцев, скинхедов — фашиствующих молодчиков, марширующих под лозунгом «Россия для русских», рисующих свастики на стенах, нападающих на людей неславянской внешности, врывающихся с ножом и с криком «Хайль Гитлер!» в синагоги.

Жизнь основательно помяла, потрепала нас, бывших искателей счастья из бакинской «аллеи вздохов». Она оказалась совсем не такой, как в книгах, как в наших, так сказать, девичьих снах. Она испытывала нас страшной войной и блокадой, голодом, гонениями, долгой разлукой. Не раз грозила гибелью.