Коллектив авторов - Бессмертие

— Оставайся со мной и с матерью, — просил Яков сына. — У меня что-то внутрях хрипеть стало. Может, от сырости… Оставайся…

Михаил пошел в дворники, как и отец. Не решал — останется, не останется, но судьба распорядилась сама — помер отец.

Больной уж пошел Яков в лютую зиму проститься с Лениным. А вскоре и сам так занемог, что сказал:

— Ухожу я. Будет внук, назови в память Ильича Владимиром. Прощай.

Ребятишки дружат с дворниками, а дворники с ребятишками. Это так в больших и малых городских дворах. Дворники, может, и гоняют порой особенно озорных, но дружбу это не портит. Михаил Комаров приглядывался к ребятишкам своего двора, и особенно полюбилась ему девочка Матрена. Была она бедненькая, потому что жила с одной лишь матерью. А мать много ли ей даст — сама в домашних работницах состоит, ее задача чужих людей обслужить, а свою дочь — что останется от трудного дня, то и достанется.

Вот и жалел Михаил, как умел, Матрену. Через девочку познакомился он с ее матерью — молодой вдовой Ксенией Игнатьевной Сигалаевой. Полюбили друг друга, поженились. Мать Михаила Екатерина Дмитриевна к тому времени уехала к детям, что оставались в деревне. Без Якова ей городская жизнь совсем не по нутру. Так и осталась в комнате, где некогда жил Яков, молодая семья Михаила Комарова: жена и дочь… А 16 марта 1927 года родился у них сын. Михаил помнил наказ отца, и сын получил имя Владимир.

— Надо бы октябрины справить, — сказал Михаил.

Была Ксения Игнатьевна мудрой хозяйкой — не зря в кухарках время прошло. Умела так деньгами распорядиться, что всего хватало, хоть и скромно. Но тут денег явно не хватало — октябрины сына хотелось исправно отметить.

Было у Ксении Игнатьевны свое «богатство» — золотое колечко да брошь, украшенная камнем. Снесла их в Торгсин. Вот и получился у них «пир на весь мир»! Весь дом в гостях перебывал. Михаил за несколько лет успел жильцам полюбиться, ну а Ксения и вовсе «своя» — как же не порадоваться их счастью.

Как-то Володя сполз с рук матери, стал взбираться на колени отца. Михаил Яковлевич катал его «на коне», рассказывал о Красной Армии, вспоминал годы учения в стрелковой школе.

— Что ты ему все про ружья и войны толкуешь? — улыбалась Ксения Игнатьевна. — Володя будет инженером…

Но про инженеров при всем своем желании тогда Михаил Яковлевич мало что мог рассказать, хотя к тому времени был уже не дворником, а слесарем в «Госсантехмонтаже».

Потом ушел на разные земляные работы в «Мосгазстрое» и в «Мосподземстрое». Теперь стал рассказывать и про инженеров, что сооружали сложные подземные туннели для разных трубопроводов и задумали строить метрополитен. А Володя просил рассказывать про военных…

Михаил Яковлевич с женой хотели, чтоб сын их ни в чем не отставал от сверстников, ни в чем обойден не был. Нет, они знали, что не будет у него такой замечательной одежды, как у некоторых, не будет многих игрушек — и это не самое главное, даже если не съест он того, что съедят другие…

Сами люди малообразованные, они стремились к тому, чтобы дать сыну образование. Помогала тут и Матрена — намного старше Володи была школьница. Как станет уроки делать — Володю позовет, что-нибудь разъяснит. Она первой и протянула ему букварь.

Он видел лишь узкую полоску неба из своего окна. Небо было для него выше и удаленнее, чем для многих. Зато он хорошо видел землю. Окно вровень с двориком. Он видел тающий снег и вешнюю воду, видел, как пробивается желтенькой головкой первый одуванчик, видел травы, желтые листья и снова воду, большие лужи, а утром лед и потом долгие дни снег, снег… И все происходило под носом, перед глазами. Володя научился любить землю, а этот маленький кусочек, в который упиралось окно, — особенно.

А поднявшись на улицу из дома, ослепленный яркостью дня, света, он слышал даже звон в ушах. И небо, которого так мало доставалось ему, и солнце, которого мало попадало к нему в комнату, с особенной силой манили его, он дерзко мечтал и по-детски крепко верил в свою мечту.

Володе было семь лет, когда произошли два немаловажных для него события. Михаил Яковлевич находился в отъезде, в командировке, работал монтажником, строил какой-то объект. Лето, теплые погожие дни. Ксения Игнатьевна поехала к мужу погостить и, конечно, взяла Володю.

Оказалось, работает отец на территории аэродрома! Володя впервые в жизни видел самолеты близко-близко. Мог подойти и потрогать рукой. Самое замечательное даже не тот момент, когда начинал вертеться пропеллер и стучал мотор, как у мотоциклетки. Самое замечательное, когда самолет, приподняв от земли хвост, бежал по зеленому полю, оставляя за собой след пригнувшейся от ветра травы. И потом легко, сразу отрывался от земли, чуть покачивая крыльями, уходил ввысь, становился черной точкой в широком и голубом небе над головой.

Володя часами любовался полетами. Люди в кожаных шлемах с парашютами за спиной стали его героями. Аэродром жил совсем особой, завидной жизнью, все тут было ново. Отсюда эти люди брали разбег в неведомый простор. Молодые летчики иногда выстраивались в ряды и весело, дружно пели, шагая по зеленому полю: «… Мы покоряем пространство и время!..» И Володе хотелось быть с ними.

Один дяденька, приятель отца, работавший на аэродроме, приметил Володин интерес и спросил:

— Что, полететь хочешь?

— Хочу.

— Не боишься?

— Нет, — Володя для убедительности покрутил головой. А дяденька усмехнулся.

— Мал еще. Пошли лучше купаться. В небе небось жарче?.. Плавать, смельчак, умеешь?

— Нет.

— Ну, братец! А летать собрался? Прежде надо плавать научиться. Тех, кто не плавает, в летчики не берут.

Пошли на Волгу. Дяденька долго выбирал место. И стал над самой глыбью. Черная вода внизу, спокойная.

— Раздевайся! — приказал Володе.

Мальчик разделся.

— Так. Раз-два — прыгай в реку!

И он столкнул Володю. Мальчик с головой ушел под воду. Володя не закричал, когда всплыл, он изо всех сил бил по воде и руками, и ногами, барахтался, захлебывался, но старался подплыть к берегу. А только доплывал и хотел стать на ноги, дяденька снова толкал на глубину. Володя молча снова начинал бороться с той неведомой силой, что тянула его вниз.

Иссякали Володины силенки, но и те, «водяные», тоже отступали. И сколько дяденька ни толкал его на глубину, Володя так и не взмолился. Наглотался он волжской водицы, а плавать научился.

— Парень у тебя герой, — дяденька похвалил Володю Михаилу Яковлевичу. — Я думал — городской. Визжать станет. А он не пикнул. Откуда силы взял… Жилистый!

— Секрет в характере его, — ответил Михаил Яковлевич. — А кроме города, он и еще кое-что видел. В деревню к бабушке ездит…

Деревня эта звалась Петушки. Здесь жили дядья и тетки Володи Комарова.