Гайда Лагздынь - Две жизни в одной. Книга 3

Но безжизненная головка Мадам Удав молчала. Тут Мифодий услышал громкое мяукание кота, который сидел верхом на каменной стеле, прямо на петухе, обнимая его за шею мягкими лапами.

- Что случилось? - крикнул Мифодий срывающимся от волнения голосом. - Что происходит?

- Катастрофа! Они празднуют победу и то, что навсегда станут каменными, а не полукаменными кинерами, ибо уверены, что ты отдашь то, что у тебя самое дорогое, покинешь дом и станешь ...

Но тут кот страшно замяукал, так как петух, превратившись в живого, клюнул кота в темя и сбросил с высокого шеста на землю.

- Берегись! - почти человеческим голосом крикнул кот.

К парадному входу в дом неслись со зловещими мордами свирепые псы. Мифодий едва успел захлопнуть входную дверь перед разъяренными охранниками. Они гнались за котом.

- Действительно, безвыходное положение. И я, как кот, загнан в этот богатый дом. Теперь у меня только один выход - круглая башня, встреча с неприятными ее обитателями.

Мифодий шел по коридору. Прекрасная музыка по-прежнему сопровождала каждый его шаг. Ковровые покрытия пола были нежными и ласковыми.

- А, может быть, не надо покидать все это? Оставаться и всем владеть? А сколько можно издать красивейших книг, имея большие деньги? - От этих мыслей он почувствовал, как тяжелеют ноги, какими неподъемными становятся руки. А голова, словно налитая свинцом, то опрокидывается назад, то падает на грудь. Было ощущение, что он каменеет. В то же время Мифодий чувствовал, что видит сон, в котором другой сон, но никак не может проснуться.

Рядом с Мифодием, не обращая на него никакого внимания, будто и не было того, что случилось в саду несколько минут назад у бассейна, мягко ступая по ковру, неторопливо двигался кот. Морда кота, если бы это можно было увидеть под пышными усами, выражала полное удовлетворение происходящим.

- Эй, кошара! - крикнул Мифодий, завидев кота. - Ты все-таки какой-то очень странный?

После этих слов, сказанных Мифодием вслед мурлыке, кот обернулся и на глазах превратился в черноволосого маленького человечка с рыжими глазами - в уполномоченного представителя хозяина по продаже дома.

- Как? - от неожиданности и удивления Мифодий встал будто вкопанный, словно каменея.

- Не нравится быть таким? - спросил чернявый. - Каждый, кто желает завладеть этим богатством и золотом, что добывается здесь так безнаказанно просто, сначала делается полухозяином, потом полукаменным. А если, желая заполучить все за бесценок, и решает остаться хозяином замка, навсегда становится каменным. Но быть кинером, скажу совершенно откровенно, то живым, то каменным - удовольствие не из приятных. Себе не принадлежишь и не знаешь, что будет с тобой в следующий миг. Лучше окаменеть навсегда. И в камне жить вечно. Поэтому-то все кинеры полукаменные и радуются избавлению от половинного состояния.

- А почему тебя клюнул петух? - вдруг спросил Мифодий о том, что было несколько минут назад.

- Да бездушный он! Завидует, что я с кошками гуляю. Что во мне стала появляться половинка, чем-то похожая на любовь. А он с курами этого не может позволить, кинер безклювый! - продолжал человечек уже не в образе кота. - Только одна полукаменная Госпожа Мрамор, что общалась с Мадам Удав, с Гидрой Верлохой желала освободиться от зависимости.

- От какой зависимости? - хотел спросить Мифодий, но его перебил говоривший:

- Кажется, конец. Догулялся. Наказывают. Но еще минута в запасе. А родственничек-то твой? Эта дама хотела у господина Парка взять половину, которой лишилась, совершив преступление, и освободиться от окаменения. Так тот не дался! Точнее, его супруга не позволила. А потому и уехал душевнополноценным.

- Ты говоришь о той даме, что разгуливает ночами с собаками по парку? - уточнил Мифодий.

- Совершенно верно, служанка твоя! И к тебе подкатывалась. А у входа в дом только три полукаменных фигуры. Другие давно окаменели.

- А для чего ты выбрал образ кота? - продолжал допытываться Мифодий.

- Неужели не ясно? Коты - мышеубийцы. Уже наполовину с изъяном. Кота легче сделать кинером, чем, к примеру, козла или корову. Бывает, и лошади каменеют. Кого-то затоптали. А вот свиньи, что по корешкам да червякам специалисты, вряд ли будут кинерами. Что-то я расфилософствовался, а права на это не имею. Подписку дал. Я же профессиональный кинер. С заданием не справился. Должен быть уничтожен.

- С каким заданием не справился?

- С каким? Да с твоим. - Но тут черноволосый маленький человечек неожиданно вновь превратился в черного кота. Кот, прыгнув на сверкающее сказочно-блестящее кресло, стоящее в конце коридора, свернулся в клубок и окаменел. Лишь только глаза говорили о том, что он внутри еще живой.

- Эй, кошара! Погоди! Один только еще вопрос! - крикнул Мифодий, но кот прикрыл сверкающий глаз и, похоже, окаменел навсегда. Он не мог сказать, что его миссия закончилась.

Мифодий же вдруг вспомнил вопрос, который однажды задал ему этот оборотень: хочется ли ему получить звание классика литературы?

На что ответил:

- Не я решаю. Время рассудит, кто есть кто! Кто чего стоит.

А еще, - продолжал думать Мифодий, тяжело шагая по ковровой дорожке в сторону круглой башни, - хозяин продал этот замок за бесценок не для того, чтобы иметь еще один каменный экспонат! Я фигурой не вышел. Правое плечо все время выше левого оттого, что на нем висит сумка с блокнотами и фотоаппаратом. Кстати, он мне сейчас, как и видеокамера, очень пригодился бы. В замке меня терзали удивлением и страхом. Но я оказался стойким и любопытным. Без конца подталкивали всеми деяниями к решению нарушить условия купли-продажи дома. То есть к тому, чтобы я покинул его, оставив взамен самое дорогое, что есть у каждого человека. Зачем все это надо было затевать? - Мифодий сам удивлялся своим мыслям, своим вопросам и своим выводам. - Отдать? Безвозмездно? Если так, то что отдать и для чего?

Встреча в черной башне

Подойдя к дверям круглой башни, Мифодий обнаружил их широко распахнутыми. В помещении был полумрак. Кнопка выключателя сработала сама, осветив стол, вокруг которого в том же порядке стояли вплотную к нему придвинутые полукресла - стулья с подлокотниками. Потолочная круглая люстра, окаймленная полуматовыми, со звездочками, похожими на рубины, многочисленными плафонами, свисала на длинных цепях, уходящих куда-то ввысь. На бархатной поверхности стола возник подсвечник с чуть оплавленной свечой. Сухая нить свечки вдруг вспыхнула, отбрасывая тени на узорчатые, обшитые шелком стены. А люстра, мгновенно перестав излучать свет, стремительно уплыла вверх, будто там было какое-то, как в цирке, приспособление. Язычок пламени колебался, отбрасывая на стены огромные тени. Неожиданно Мифодий увидел, как комната стала наполняться полупрозрачными фигурами женщин в модных одеяниях с кружевами и обтягивающими лифами. В пышных прическах сверкали изумрудные и бриллиантовые украшения. Мужчины в шикарных костюмах, в белоснежных рубашках, с накрахмаленными воротничками, закрепленными такими же изделиями с крупными драгоценными камнями, неторопливо рассаживались вокруг стола, площадь которого увеличивалась по мере появления новых фигур. Это был уже не круглый стол, а большой овальный, за которым восседало более десятка непонятно откуда взявшихся гостей. Фарфоровое блюдце китайской работы, неожиданно появившееся на столе, тоже стало увеличиваться в размере, и когда пришедшие протягивали к нему руки, деформировалось в сторону желающего положить на него пальцы. Фарфоровая округлая поверхность принимала овальную форму и перемещалась на шелковые стены помещения. Дамы, чуть запрокинув назад свои прекрасные, более похожие на фарфоровые, головки, какие были у кукол сестры Анны в детстве, неожиданно заговорили. Движение их губ, мягкие улыбки демонстрировали морщинки на лице. Сверкание серых, голубых, слегка коричневых глаз - были настоящими, но скучными, какими-то мертвыми. Все разговаривали, а речи не было слышно. И так притуманнено, словно все происходило где-то там, за экраном, а не в этой круглой башне каменного замка. Мужчины, сидевшие и стоявшие за спинками кресел, тоже беззвучно переговаривались, видимо, обсуждая то, что происходило на бархатной поверхности игорного стола. Мифодия никто не замечал или делали вид, что не видят. Сцена, будто записанная на диск, повторялась и повторялась, не меняя своего сценария с точностью до мелкого движения бровей. Мифодий, наконец, выйдя из состояния удивления и какого-то шока, спросил: