Владимир Дьяков - «За нашу и вашу свободу!» Герои 1863 года

Вот бывший капитан пограничной стражи Матвей Дмитриевич Безкишкин. Веря в то, что царя должно заботить «прекращение враждебного чувства, существующего ныне между поляками и русскими», Безкишкин в 1860 году представил на «высочайшее имя» свои предложения, смысл которых заключался в прекращении национального угнетения поляков. К 1863 году Безкишкин освободился от наивных иллюзий и путь к установлению дружбы между русскими и поляками увидел в их совместной борьбе против самодержавия. Он принял участие в восстании, был инструктором, затем командовал отрядом, был ранен и вновь вернулся в строй. 15(27) апреля 1864 года он был взят в плен, оказав при этом упорное сопротивление. Безкишкин был казнен в Радоме. Уже после объявления приговора воинская казнь — расстрел — была заменена на считавшееся позорным повешение. Причиной этого была пощечина, которую Безкишкин дал председателю царского суда.

Великий польский писатель Стефан Жеромский рассказывал о том, что его первым написанным на школьной скамье произведением была большая поэма «Безкишкин». Она была основана «на семейном предании, на рассказах простых людей, на тайной традиции наших келецких лесов».

Не один Безкишкин стал человеком-легендой. Беспримерной храбростью и боевым искусством прославился Яков Максимович Лёвкин. Он был, вероятно, членом революционной ячейки в своем Полоцком пехотном полку, так как к повстанцам примкнул с первых же дней, еще в январе 1863 года. Унтер-офицер царской армии, Лёвкиц стал повстанческим офицером. В отряде Зыгмунта Хмеленскога, который высоко ценил Лёвкина, он командовал казачьим взводом, сформированным из русских пленных. Лёвкин успешно выходил из самых трудных боевых ситуаций. Ему удалось даже (факт беспримерный в истории восстания) бежать из плена. Вновь Лёвкин был захвачен карателями только в мае 1864 года и вскоре расстрелян в Кельцах.

Сослуживцем Лёвкина по царской армии был Иван Павлов, писарь штаба Полоцкого полка, также унтер-офицер. За год своей службы в восстании Павлов дошел до звания капитана, он командовал небольшим повстанческим отрядом.

Последней жертвой восстания 1863 года стал расстрелянный в ноябре 1866 года в Варшаве Митрофан Подхалюзин, бьшший юнкер 4-го донского казачьего полка, повстанческий ротмистр «Ураган». Под командой Чаховского, а затем Босака он служил до последних дней и вместе с сотоварищами пытался укрыться в Галиции, но австрийские власти выдали Подхалюзина царским палачам.

Ближайшим соратником генерала Босака стал бывший пехотный капитан царской армии Павел Богдан. Нам неизвестно его настоящее имя, Богдан — это псевдоним, принятый им для того, чтобы защитить от преследований свою семью. Вступив в ряды повстанцев еще в начале февраля 1863 года. Богдан участвовал в боях, был тяжело ранен, а поправившись, вновь вернулся в строй. Сначала он служил в отряде Зыгмунта Хмеленского, а затем стал начальником штаба у Босака, Боевая дружба полковника Богдана и генерала Босака пережила восстание. В 1870—1871 годах Богдан стал начальником штаба бригады волонтеров, защищавшей Францию от прусского вторжения Бригадой командовал Гауке-Босак. 21 января 1871 года Богдан навсегда простился со своим командиром и другом, жизнь которого оборвала под Дижоном прусская пуля.

Как герои вели себя и многие простые русские солдаты — участники восстания 1863 года. Источники сохранили, например, слова Льва Мокеевича Шамкова, который перед казнью заявил, что не сожалеет о том, что сражался за свободу Польши.

Это короткое отступление не является лишним в биографии Ромуальда Траугута. Пусть он никогда не встречался лично с этими своими соратниками, но их судьба — свидетельство того, что его мужество и стойкость не были подвигом одиночки, а его вера в революционное братство народов находила подтверждение даже в тяжелые дни поражения восстания.

Человеком, из уст которого накануне ареста Траугута следственная комиссия в первый раз услышала его имя, был секретарь Финансового отдела жонда Артур Гольдман. Ему никогда не приходилось встречаться с Траугутом по делам восстания. Своими сведениями о Траугуте Гольдман был обязан Вацлаву Пшибыльскому, который не только сообщил этому второстепенному в организации лицу секретные сведения о том, что Траугут возглавляет Жонд Народовый, но еще, словно заботясь об успехе предательства, назвал ему псевдоним, под которым жил Траугут в Варшаве, и издали показал его Гольдману в кафе. В результате следственная комиссия получила все необходимые сведения для разыскания «Михала Чарнецкого». Дальнейшее было уже делом одного дня.

Если Гольдман выдал Траугута, то Кароль Пшибыльский и Цезарий Моравский были людьми, чьи показания более всего дали сведений о его деятельности.

Впрочем, Траугут не пытался скрывать своего имени. Это было бесполезно, так как в составе следственной комиссии были полковник Здановичи еще один сослуживец Траугута по царской армии. Свое первое показание, данное в день ареста, он начал словами: «Меня зовут не Михал Чарнецкий, а Ромуальд Траугут...» Но в этом показании после довольно подробного рассказа о своем участии в восстании в Белоруссии Траугут заявил, что затем он оказался в Галиции. Этим он обошел свой приезд в июле 1863 года в Варшаву (следственной комиссии так и осталась неизвестной эта страница биографии Траугута) и заграничную миссию. О приезде в Варшаву в октябре 1863 года Траугут заявил: «Целью моего прибытия из Кракова в Варшаву было под охраной чужого имени устраниться от всех революционных дел и ждать конца всех этих событий, потому что в военные дела, как не дающие никаких шансов на успех, я вмешиваться не хотел, а к выполнению других дел в организации способностей не имел». Не имея возможности отрицать свое знакомство с Вацлавом Пшибыльским, Траугут, оберегая находящегося в полной безопасности Пшибыльского, заявил, что ему ничего не известно о принадлежности Пшибыльского к повстанческой организации, хотя, разумеется, тот знал о том, что он, Траугут, командовал повстанческим отрядом.

Линией поведения, избранной Траугутом перед следователями, было, таким образом, стремление отвести все вопросы, касающиеся периода, когда он руководил Жондом Народовым. Но выдержать эту линию ему помешали предатели. Правда, при очной ставке 8(20) апреля с Каролем Пшибыльским и Цезарием Моравским Траугут решительно отверг их показания, но затем сделал следующую декларацию:

«О цели и действиях моих по прибытии в Варшаву я намерен дать особые показания с той, однако, оговоркой, что никаких лиц называть не буду, а лишь опишу, что делал я сам. Итак, по прибытии в Краков при уже объясненных мною обстоятельствах я держался там в стороне и вовсе не сносился с тамошней организацией, а после моего приезда в Варшаву я принял руководство так называемым Жондом Народовым. Что я делал на этом посту, это я подробно опишу собственноручно».