Владимир Дьяков - «За нашу и вашу свободу!» Герои 1863 года

Над своей запиской «Вопрос польский» Сераковский долго и тщательно работал, советуясь с товарищами и друзьями: В. Д. Спасовичем, Виктором КалиновСким и др. В записке, завершенной в конце 1862 года, на основе анализа обширного исторического материала Сераковский выступил в защиту принципа дружбы и сотрудничества русских, поляков, украинцев, белорусов, литовцев как единственно возможной и разумной основы их существования и развития. Прочное объединение этих народов, писал Сераковский, ссылаясь на уроки истории, невозможно путем насилия, господства одного народа над другим. Он выдвинул смелый план разрешения польской проблемы путем преобразования государственного строя всей страны на основе широкой автономии национальных окраин. В ведении центрального правительства должны остаться лишь сношения с иностранными державами, финансы и военное дело. Путем такого преобразования, при осуществлении принципа свободного развития народностей, писал Сераковский, можно соединить все части империи связью гораздо более прочной, чем крепости и цитадели. Литва, Белоруссия, Украина, отмечал он, имеют много общего как с русским, так и польским народом, и они «могут служить самой надежной связью России и Польши». В некоторых частных суждениях, например в оценке униатской церкви, Сераковский допускал ошибки, но общая главная мысль о возможности разрешения национального вопроса на принципах дружбы, сотрудничества, развития исторически сложившегося родства, близости языка и культуры народов, была верной и перспективной. Но, разумеется, план Сераковского был неприемлем для царского правительства. Даже самые «либеральные» сановники пришли в ужас при первом же знакомстве с его запиской. Только в кругу русских революционеров Сераковский нашел понимание и поддержку. С какой сердечной теплотой говорил Герцен о любимой мечте Сераковского — о дружбе вольной России с независимой Польшей. Только среди друзей, русских, польских, белорусских, литовских революционеров, мог Сераковский увлеченно развивать планы преобразования империи Романовых в дружеский союз вольных славян.

Мысли, высказанные в записке «Вопрос польский» и нашедшие понимание и поддержку в кругах революционной демократии, Сераковский и Виктор Калиновский высказывали и членам кружка украинских общественных деятелей в столице (Костомаров, Белозерский, Кулиш и др.) Однако, как это видно из «Автобиографии» и других свидетельств Костомарова, революционно-демократические принципы разрешения национальной проблемы не нашли сочувственного отклика в этом кругу.

На первый взгляд может показаться, что издание «Слова», подготовка официальной записки «Вопрос польский» свидетельствуют о колебаниях Сераковского, об отходе от последовательных революционных позиций. Но только на первый взгляд. Эти и подобные действия Сераковского, Станевича и других польских революционеров убеждали колеблющихся и сомневающихся в том, что силе можно и нужно противопоставить силу, если все доводы разума и логики не в состоянии убедить царское правительство. Это было не либеральное прожектерство» а часть продуманной революционной тактики. Современники передают, что в революционных кругах Литвы и Белоруссии накануне восстания ссылались на рукопись Сераковского «Вопрос польский» как на документ, дающий хорошую основу для разрешения национальной проблемы.

Рука об руку с Чернышевским и Добролюбовым Сераковский трудился над сплочением демократических сил страны, готовя их к грядущей, скорой революции, привлекая на ее сторону все разумное, благородное, мыслящее, что только было в офицерском корпусе царской армии.

Эта тщательно законспирированная нелегальная революционная деятельность Чернышевского и его соратников не может быть восстановлена во всех подробностях, В воспоминаниях современников эта тема или вовсе обходилась молчанием, или освещалась намеками, иносказаниями, а документов участников революционного движения осталось очень немного. Но и по оставшимся свидетельствам можно составить картину этой напряженной работы и убедиться, что Сераковский играл в ней далеко не последнюю роль. Чернышевский увековечил память своего друга в романе «Пролог», выведя там его в качестве основного героя под фамилией Соколовского, но сохранив почти без изменений все сколько-нибудь существенные факты его биографии. Он вкладывает в уста этого польского революционера призыв огромной взрывной силы: «Вся земля мужицкая! Выкупа никакого! Убирайтесь, помещики, пока живы!»

«Пролог» дошел до нас далеко не в полном виде. Лица, знакомые с первым вариантом романа или знавшие о его содержании из уст самого автора, с которым были вместе «в мрачных пропастях земли», указывают, что утерянные страницы «Пролога» содержали сцены споров Соколовского (Сераковского) с генералами о социализме в военных кружках, что эти споры и деятельность Сераковского в среде офицеров Николай Гаврилович всегда ставил в прямую связь с «Военным сборником». Около года Чернышевский редактировал этот журнал, но как много он успел сделать, как много сказать с этой всероссийской легальной трибуны! Соредакторами Чернышевского по «Военному сборнику» были офицеры генерального штаба Н. Н. Обручев и В. М. Аничков. И тот и другой были близкими товарищами Серакавского.

Сераковский, указывают соизгнанники Ни1Колая Гавриловича, передавая его рассказы, был близким человеком в кружке «Современника», другом Добролюбова и разделял все убеждения последнего. С этим прямо перекликаются строки из писем Добролюбова за декабрь 1858 года к его старому другу: приезжай в Петербург, «я тебе целую коллекцию хороших офицеров покажу». А через несколько дней Добролюбов писал: «Недавно познакомился с некоторыми офицерами Военной академии и был у нескольких поляков, которых прежде встречал у Чернышевского». В свое время, комментируя эти письма, Чернышевский писал: «Это были два кружка: один состоял из лучших офицеров (слушателей Военной академии), другой — из лучших профессоров ее. Николай Александрович был близким другом некоторых из замечательных людей обоих кружков». Одним из этих близких к Добролюбову, Чернышевскому и Сераковскому офицеров был полковник генерального штаба Н. Н. Обручев. В годы демократического подъема он не раз заявлял вождям освободительного движения, что, если революции понадобится хорошая шпага, он готов обнажить свою. В 1863 году, когда гвардейскую дивизию, начальником штаба которой был Обручев, бросили против повстанцев Литвы, возглавляемых Сераковским, этот момент настал. Полковник Обручев не поехал в Литву, год сидел в резерве, не поднял оружия против вчерашних друзей. Это был демократически настроенный, превосходно образованный офицер, на которого многие товарищи смотрели как на нового Пестеля. Такими глазами смотрел на него и Сераковский. И когда Чернышевский, уже тяжело больной старик, отбывший каторгу и ссылку, перебирал дорогие реликвии — письма Добролюбова и комментировал их, он прямо не назвал ни одного из этих замечательных людей. Да и как их было назвать, если одни, погибнув в бою за свободу, числились в официальной России «мятежниками», «государственными преступниками», другие же занимали видные посты.