Михаил Орский - Путь русского гангстера. Легенды лихих 90-х

Зимним вечером на «тройке» в Новотроицке меня оторвали от шахмат дикие вопли. Мы выглянули в окно и в свете прожекторов увидели несущегося в одних кальсонах завхоза восемнадцатого отряда. Он держался за бок и безостановочно орал. За ним с отверткой гнался бывший завхоз. Вот такая беспокойная козья жизнь!

Однажды на той же «тройке» наш завхоз Будалом, огромный монстр с рондолевой пастью, татуировкой на лбу и шрамом через всю грудь, решил забухать. Пригласил еще двух отъявленных козлов – завхоза санчасти и руководителя СПП колонии. Выпили, разошлись. Будалом побежал на вахту сдавать собутыльников заму по режиму: «Гони прапоров, Сухов и Баранов пьяные, пусть их вяжут!» А они оба уже там сидят. Прибежали раньше Будалома и самого его сдали.

Туманная перспектива досрочного освобождения и сытная жратва вряд ли заменят спокойный сон. Ведь в случае, когда чаша арестантского терпения переполняется, жертвами становятся именно активисты. В 1979 году на «тройке» новотроицкий Соловей за одну ночь зарезал одиннадцать козлов.

Вот отрывок из статьи о таком активисте из козьей газетенки «За честный труд».

«…Осужденный Павлов едва ли не с первых дней вступил в члены СПП, вскоре стал председателем СПП отряда, а через три месяца был избран в штаб СПП колонии. Александр Павлов всегда строго по форме одетый, подтянутый, он очень требовательный не только к окружающим, но и к себе. Все нарушители, которым приходилось «попадать к нему на карандаш», уже знали, что никакие угрозы и попытки как-нибудь откупиться от него ни к чему хорошему не приведут, более того, к таким он относился еще строже, не оставляя никаких шансов безнаказанно нарушить решим содержания. Ему до всего есть дело: будь то нарушение внешнего вида осужденных или «переброс». Как правило, он оказывается именно там, где ожидается или происходит что-нибудь запретное и здесь уж осечки не допустит. Саша предотвратил один побег, который был полностью подготовлен, перехватывал не один «переброс», с его помощью был перекрыт не один канал ввоза запретного в колонию и многое другое…»

Нормальному человеку трудно представить, что эти гаденькие строчки написаны не про мента, а про зека. Вот такая пропадлина! И как его земля носит!

Однако даже козы тоже бывают разные. Не все они достойны ненависти и презрения. Да и поступки у некоторых случаются дерзкие.

На «восьмерке» мы с Бублем познакомились с бирюлевским громилой по кличке Удав. Хулиган по свободе. Козел по лагерю. Но безвредный. Художник. Мужиков не угнетал, доносов не писал. Удав обладал мощной, рельефной мускулатурой и фанател от железа. В его круглосуточном распоряжении была художка, состоящая из двух комнат. В одной реально чертил наглядную агитацию и лозунги типа: «Осужденный! На свободу с чистой совестью и без долгов!» или рисовал шукшинскую старушку в платочке с подписью «Я жду тебя, сынок». Иногда я находил у него совершенные шедевры в рубрике «Они позорят колонию». Никогда не забуду сообщение штаба: «Осужденный Фантов – 10 суток ШИЗО за попытку нелегально проникнуть на слет передовиков». Ну, кажется – полный бред, абсурд!! Ан, нет. Бедолага Фантик пытался пролезть в клуб на это козье мероприятие потому, что после слета новое кино показывали.

Так вот, вторая комната в художке Удава была полностью оборудована под спортзал. Штанги, гантели – все, как положено. И он притерсился [33]нас с Бублем отмечать на проверке таким образом, чтобы мы не мерзли на плацу, а ныряли в художку качать железо. У него вообще были разные возможности, так как мусора постоянно заказывали ему всякие картинки в подарок женам. Один мент, к примеру, подарил Удаву фотоаппарат. И фото, которые вы видите в этой книге, сделаны именно им. Проверки в лагере длились в лучшем случае минут сорок, но в случае, если подсчеты не совпадали, могли растянуться на пару часов. Менты должны были свести воедино и получить верное число зеков на промзоне, в отрядах, на больничке, на свиданке, в изоляторе. Если все правильно сходилось, то ДПНКа [34]командовал расход общему построению.

Так вот, весьма удобно было в это время спортом заниматься, все лучше, чем на плацу топтаться. Правда, недолго длилась наша лафа. Валера Шнайдер и в этот раз уличил нас в вопиющем нарушении босяцкого этикета:

– А что, другого места нельзя найти? Кроме как в козлодерке? Может вы там еще и чифирите?

Пришлось нам закончить тренировки в художке. Продолжили на улице за бараком. Благо лето скоро наступило.

Интересно, что на «тройке» с моими тренировками боролись менты. Козы написали донос, что я собираю вокруг себя молодых, отрицательно настроенных осужденных с целью подготовки группы прорыва. Прислали работяг, и они мои снаряды разрезали сваркой. Мне новые сварганили. Тогда пригнали педерастов и петухи под охраной вертухаев мои штанги обоссали.

Такой вот парадокс. На одной зоне менты спорт запрещают, на другой мусорам по фигу – блатные недовольны.

С братвой Удав старался не конфликтовать. А вот будучи под легким шафе, поколотить коз – всегда пожалуйста. Только однажды художник чуть не попал под серьезный замес. Качался бирюлевский хулиган самозабвенно, и потому отсутствием аппетита не страдал. Частенько нырял в столовую, где запуганные им повара безропотно накладывали Удаву пожрать в специальное ведерко. Долго ли коротко, повара пожаловались блаткомитету. Удава вызвали на правеж, где Вася Спиридон и поддатый Плут втолковали кишкоблуду о неприкосновенности общего котла и святости тюремной пайки. Плут настолько расчувствовался, что пустил слезу. Удав проникся и обещал исправиться. Отпустили его без рукоприкладства. Может, проступок художника сочли незначительным или впечатлила мускулатура Удава. Не знаю.

На свободе я пару раз увиделся с ним в 1990 году. Таксисты и мелкие спекулянты Бирюлево его в натуре боялись. Однако общение наше как-то не задалось, и как сложилась его жизнь, я не знаю.

Когда наступила перестройка, ментов какое-то время в зоне вообще не было. Не знали, как им себя с нами вести. Ждали новых предписаний. Охраняли только по периметру. Отбой, как всегда – в десять вечера, и телевизоры должны были выключать. Так самое интересное показывали вечером. Раньше мы ставили какого-нибудь шныря или петуха за пару заварок следить за атасом. Он сидел на подоконнике, караулил, а зеки смотрели кино до полуночи. Ну, а если ментов нету – зачем атасника сажать? Но наш тогдашний завхоз решил продемонстрировать свою власть: «Почему нет атасника? Выключаю телевизор?» Ему дали по макитре, загнали в каптерку и дверь забили досками крест на крест. Дня два там сидел, козел, консервами питался.