Мария Кольцова - Николай Кибальчич

При входе в квартиру на полу лежал, плавая в крови, мужчина среднего роста с темно-русою окладистою бородою, на вид лет тридцати двух, одетый и русскую красную кумачовую рубашку, серые триковые немецкого покроя брюки и ботинки. По-видимому, самоубийца уложил себя шестым выстрелом, направленным в левый глаз, наповал.

Женщина, отворившая дверь, немедленно была схвачена и подвергнута допросу, причем отказалась дать какие-либо объяснения».

Кибальчич первым узнал об их аресте и пришел на собрание Исполнительного комитета, чтобы рассказать об этом. На этом собрании революционеры написали обращение к новому царю.

10 марта арестовали Перовскую. 17 марта – Кибальчича. При поимке Николая полицией его опознал Окладский. Засада, оставленная в квартире Кибальчича, в тот же вечер взяла и Фроленко. Сегодня на стене злополучного дома, где произошел этот арест, можно увидеть мемориальную доску, напоминающую о тех событиях.

Об аресте Кибальчича сразу же было доложено императору.

Первый допрос Кибальчича провел градоначальник Петербурга Баранов в секретном отделении. 20 марта в Департаменте полиции Рысаков опознал Кибальчича как главного техника. Кибальчич признал свою вину, но отказался выдать соучастников. Он заявил на допросе, что в «Народной воле» на свободе остались люди, которые могут продолжить взрывную деятельность. Он хотел запугать правительство.

Суд над первомартовцами был назначен на 26 марта. Кибальчича арестовали позже, поэтому при желании он мог требовать, чтобы его судили позже отдельно. Но Кибальчич попросил, чтобы его дело рассматривали вместе с остальными в тот же день.

Великий князь Александр Александрович (будущий Александр III) с супругой Марией Фёдоровной.

Процесс над убийцами императора Александра II. Слева направо вверху: Михайлов, Софья Перовская, Геся Гельфман. В центре: Рысаков, Желябов, произносящий речь, Кибальчич. Внизу: сенатор Фукс, председатель Верховного суда и вещественные доказательства.

В ожидании суда Кибальчич начал заниматься проектом летательного аппарата. Пока не дали бумагу, он чертил его сломанной пуговицей на стене камеры. Кибальчич хотел создать ракетный летательный аппарат. Он считал, что поднять такой аппарат в воздух сможет только сила взрыва. А с ее теорией Кибальчич как взрывотехник «Народной воли» был прекрасно знаком. Для своего времени проект ракетного летательного аппарата Кибальчича был прорывом. При этом у него были недостатки. Кибальчич писал его два дня. Аппарат мог перемещаться в безвоздушном пространстве.

Проект Кибальчича стал первым шагом в истории звездоплавания, по словам Я. И. Перельмана, советского математика и физика.

До Кибальчича о подобных вещах тоже задумывались. В 1870 году И. И. Третесский, военный инженер, предложил использовать для поднятия летательного аппарата пороховые газы.

О проекте Кибальчича до революции 1917 года больше писали за границей, чем в России.

Перед судом Кибальчич просил своего защитника Герарда спасти его идею. Он хотел, чтобы его проект передали экспертам.

16 дней до суда Кибальчич думал только о проекте своей летательной машины, не надеясь на оправдательный приговор.

Герард передал проект Кибальчича Лорис-Меликову.

Незадолго до этого новый император Александр Третий не принял рескрипт о созыве представителей земств и городов, подготовленный Лорис-Меликовым. На нового царя Лорис-Меликов влияния не имел.

Затем проект Кибальчича отправился к генералу Комарову – начальнику Петербургского жандармского управления. Тот сразу же передал его в Департамент государственной полиции. Директор Департамента полиции И. О. Велио наложил на проект следующую резолюцию: «Приобщить к делу о 1 Мар. Давать это на рассмотр. ученых теперь едва ли будет своевр. и может вызв. только неуместн. толки».

До 1917 года проект Кибальчича хранился в секретном отделе полиции. Впервые опубликовали его после Октябрьской революции в журнале «Былое».

26 марта в Особом присутствии сената начался суд над первомартовцами. Председателем суда был Э. Я. Фукс. Были представители всех сословий. На этот открытый процесс можно было приобрести билет. На процессе присутствовали многие дипломаты, министры, петербургский градоначальник. Было 10 иностранных корреспондентов и 5 представителей отечественной прессы. Участники процесса проходили в зал заседания по белым билетам, а зрители приобретали коричневые.

Подсудимыми были Кибальчич, Михайлов, Желябов, Рысаков, Гельфман и Перовская. Отец Перовской был петербургским губернатором. Рысаков выдал следствию много подробностей дела, но это не помогло избежать ему приговора.

Желябов подал заявление, в котором указывал, что их дело должно рассматриваться судом присяжных, как дело Веры Засулич, впоследствии оправданной. Это заявление суд не стал обнародовать и отказал в прошении.

Прокурор Муравьев на суде критиковал учение социалистов.

Петербургский градоначальник Н. М. Баранов говорил о слабости председателя Э. Я. Фукса, который позволил подсудимым подробным образом объяснять их воззрения.

Судебные эксперты высоко оценили техническую сторону взрывных устройств, изготовленных Кибальчичем. Сам Кибальчич заявил, что по характеру своему не способен совершать убийства, но для помощи революционерам изготовлял орудия, необходимые для их замыслов.

Карл Маркс, следивший за процессом первомартовцем, одобрительно отзывался о них: «Это действительно деловые люди, без мелодраматической позы, простые, деловые, геройские».

Прокурор Николай Муравьев в заключение обвинительной речи потребовал казни для всех убийц.

Защитник Кибальчича Герард на суде восхищался тем, что в преддверии суда Кибальчич думал не о своей будущей участи, а о проекте воздухоплавательного прибора. Кибальчич в своем слове на суде сказал, что его участие в убийстве царя было чисто научное.

Кибальчич заявил: «Господин прокурор в своей речи, блестящей и красивой, заявил сомнение на мое возражение, высказанное раньше, что для меня лично и для партии вообще желательно прекращение террористической деятельности и направление силы партии исключительно на деятельность другую. Он выставил, в частности, меня и вообще партию лицами, проповедующими террор для террора, выставил лицами, предпочитающими насильственные действия мирным средствам только потому, что они насильственные. Какая это страшная, невероятная любовь к насилию и крови! Мое личное желание и желание других лиц, как мне известно, мирное решение вопроса».