Игорь Кохановский - «Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

Относился я к нему с огромным уважением и как к артисту, и вообще мне он был крайне симпатичен. И мы договорились, что сделаем пробу.

Мы репетировали, он отдавался этому очень страстно, очень темпераментно. Сняли кинопробу. К сожалению, проба не сохранилась – так же, как, кстати, и кинопроба Евтушенко. Тогда картину мне закрыли, причем сделано это было грубо, категорично, диктаторски. Я находился в трансе и не подумал о том, чтобы сохранить кинопробы. Я тогда еще и не знал, что их уничтожают. Я узнал об этом некоторое время спустя, когда через несколько лет мне понадобились пробы к «Сирано де Бержераку». Тогда-то я и выяснил, куда все исчезает.

«Рукописи не горят», – утверждал М.А.Булгаков. Я думаю, он был прав только в том случае, когда рукописи (или кинопленки) хранятся у тебя дома, а не в государственном учреждении.

Однако фотографии Высоцкого в гриме Сирано сохранились у его мамы.

Все же травма, которую я нанес Высоцкому, была относительной, ибо картина вообще не состоялась. Другое дело, я склонялся к тому, чтобы взять на роль Евтушенко. И картина-то не состоялась именно из-за этого. В этот период Евгений Александрович выступил с очередной резкой критикой, и мне сказали: «Или вы отказываетесь от Евтушенко, или мы закрываем картину. Даем вам на размышление двадцать четыре часа». Я от Евтушенко не отказался – и картину через сутки закрыли.

Но был еще один нюанс, из-за которого Высоцкий не мог играть роль Сирано. Один из центральных эпизодов строился на том, что влюбленный Кристиан де Невильет – друг и соперник Бержерака, – стоя под балконом Роксаны, не был в состоянии сочинить ни одного страстного, влюбленного стихотворения. И тогда невидимый для Роксаны скрытый под балконом Сирано начинает экспромтом сочинять рифмованные признания в любви от имени Кристиана. И Роксана думает, что это ее избранник – де Невильет – сочиняет такие дивные стихи. Если учесть уникальный, неповторимый голос Высоцкого, то Роксану пришлось бы делать или глухой, или идиоткой. Или пришлось бы переозвучивать Высоцкого ординарным голосом, что стало бы полным маразмом. Но проблема была решена иначе: фильм попросту не дали снять…

А через несколько лет мой друг – сценарист, драматург и поэт Михаил Львовский, который является поклонником, обожателем и собирателем Высоцкого, сделал мне просто грандиозный царский подарок – он подарил мне кассеты, где было восемь часов звучания Высоцкого. Это было уже где-то в году 76-м, наверное. И я как раз поехал в отпуск в дом отдыха. И каждый день в «мертвый час» я ставил магнитофон с песнями Высоцкого и открывал для себя прекрасного, умного, ироничного, тонкого, лиричного, многогранного поэта. Сначала я слушал один в номере. Потом я вынес магнитофон на лестничную клетку, и каждый день в «мертвый час» никто не спал – собиралось все больше и больше людей, через несколько дней около магнитофона был весь дом. Двадцать четыре дня прошли у меня и у многих под знаком песен Высоцкого. Они вызывали всеобщий восторг. Это была тишина, в которой гремел, хрипел, страдал, смеялся прекрасный голос Высоцкого…

Я приехал в Москву потрясенный. И с тех пор стал его поклонником окончательным, безоговорочным, пожизненным, навсегда. По приезде я позвонил ему по телефону и сказал: «Володя, ты себе не представляешь, какое счастье ты мне даровал! Я провел 24 дня рядом с тобой, я слушал твои песни, ты замечательный поэт, ты прекрасен, я тебя обожаю». Я говорил ему самые нежные слова, они были совершенно искренними. Он засмеялся, довольный, и сказал: «А сейчас вы бы меня взяли на роль Сирано?» Я сказал: «Сейчас бы взял».

Мы оба рассмеялись и повесили трубки…

1980

С Высоцким я познакомился в 74-м году, когда мы с автором сценария Александром Хмеликом пригласили его написать песни для кинофильма «Иван да Марья» и сыграть там одну из главных ролей – Соловья-разбойника. Позвонили – он согласился. Но играть спустя некоторое время раздумал. Мы как-то затронули этот вопрос, и Володя сказал, что выбрал для себя такую линию: играть только положительных героев. Причем сообщил это не впрямую, а рассказал о своих сложных отношениях с министром культуры Фурцевой.

Отношения были действительно сложными. Ведь Володя находился под постоянным прицелом и давлением. Он сумел сохранить себя и свое творчество, потому что его песни на миллионах пленок и кассет расходились по стране. Доходили и до кабинетов высоких начальников. По-моему, Володины песни этому начальству нравились.

А Соловья-разбойника сыграл в итоге Николай Лавров из Ленинграда. Тогда он был молодым актером ТЮЗа, а сейчас играет в театре Додина, стал известен. Как ни странно, в то время он был даже внешне похож на Володю Высоцкого. И песни в картине пел, подражая ему.

В фильм включены далеко не все песни, написанные Володей. Дело в том, что Высоцкий написал прекрасные песни, но они – как и все его вещи – были достаточно злободневными. А сказка требует все-таки некоторой абстракции. Вот на эту тему у нас и были не антагонистические, но противоречия. Володя с трудом расстался с некоторыми своими находками. Мы упорно гнули собственную линию и довели дело до конца.

Одну свою песню Володя даже доработал – эту «Песню Марьи» потом спела Марина Влади, записывая пластинку. А в общем, с самого начала была такая договоренность, что Высоцкий сделает много песен, среди которых будет произведен какой-то отбор.

(Из одиннадцати песен, написанных Высоцким первоначально и продемонстрированных им на киностудии, в фильм вошли только фрагменты трех: «Серенады Соловья-разбойника», «Песни Соловья-разбойника…» и «Солдатских песен», а также «Частушки», авторство которых в монтажной записи приписано Александру Хмелику. Из дописанных позднее трех песен в сокращенном виде вошли «Если в этот скорбный час…» и «Ни пуха ни пера…»)

По окончании работы мы расстались друзьями, но ощущение некоторой неудовлетворенности у Владимира Семеновича сохранилось. А при мне осталось мое упрямство. И когда я снова смотрю эту картину, то все-таки думаю, что мы с Хмеликом были правы…

Работа над фильмом была интересной и очень веселой: у нас снималась почти вся молодая еще Таганка. Зина Славина, например, играла Бабу-ягу… Все вели себя почти по-студенчески.

А Володя Высоцкий после окончания работы приехал в группу и привез ящик шампанского.

1990-е

Когда у Высоцкого вышла в свет первая пластинка, маленькая «сорокапятка», официально одобренная властями, а не самоделка «на ребрах» (так называли диски, напечатанные на рентгеновских пленках), – когда пришла эта радость, он подарил нам одну из первых с надписью «Друзьям моим Саше и Лиле пою».