Петр Стефаневский - Триста неизвестных. Издание второе, дополненное

— Вот так бомбер!

— За словом в карман не лезет.

— Чисто отбрил.

— А что, «пешка» и в самом деле машина грозная. Против «мессера» вполне выдюжит.

Разговор быстро принял другое, чисто профессиональное направление: о самолетах, о тактике воздушного боя. Вскоре последовало и разрешение на вылет.

Курс — на Идрицу. Там наш фронтовой аэродром. Погода по маршруту постепенно ухудшается. Резко сократилась горизонтальная видимость. Идем на небольшой высоте. Впереди замечаю крупную железнодорожную станцию, окруженную большим поселком. Пискунов вводит бомбардировщик в левый вираж. Что-то рановато для Идрицы… Но следую за лидером. За мной, как длинный шлейф, входят в разворот все истребители полка. Аэродрома не видно нигде. Смотрю на карту — да это же Пустошка, до Идрицы еще добрых десять минут лета. А Пискунов, отыскивая аэродром, собирается идти на второй круг. Эх ты, бомбер… Я быстро поравнялся с Пе-2, показал капитану свой увесистый кулак — самолетные радиостанции были настроены только на прием. Пискунов понял мой весьма красноречивый жест, лег на прежний курс. О том, что под нами не Идрица, он уже и сам начал догадываться.

Вот и наш фронтовой аэродром. Садимся на последних каплях горючего — то цена круга над Пустошкой. В разгар заправки и осмотра машин услышали мощный взрыв. Над железнодорожной станцией взметнулся огромный столб огня и дыма. От нее с набором высоты отходил До-215.

— Представился, сволочь, — зло ругнулся капитан Пискунов и, скрипнув зубами, добавил: — Ну, погоди…

На третий день от командующего авиацией фронта поступила телефонограмма: немедленно вылететь всем полком — тридцать «мессершмиттов» штурмуют наши войска.

Одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять всю сложность полученного боевого приказа: указанный район действий находился от аэродрома на расстоянии почти предельного радиуса полета самолета… И все-таки вылетать надо. Отдан приказ комэскам: эскадрильям взлетать плотно, одна за другой, ложиться на курс без традиционного круга над аэродромом; идти к фронту на высоте пять тысяч метров с затяжеленными винтами и максимальным использованием высотных корректоров, пока не начнут падать обороты мотора; режим полета — наивыгоднейший; на воздушный бой затратить не более пяти минут и сразу развернуться на аэродром; первым взлетаю и веду полк я.

В указанном районе действий не оказалось ни одного «мессера». Они давно отштурмовались и улетели восвояси. Над нашими войсками куражатся «хеншель» и несколько «юнкерсов». Заходят на цели, словно на полигоне, не спеша.

Немцы, видимо, нас не ожидали. Они даже не сумели сгруппироваться для обороны. И пять геринговских стервятников остались догорать на русской земле. Потеряли и мы один самолет. Старший лейтенант К. С. Шадрин как-то неудачно атаковал корректировщика — «раму» — и получил в ответ изрядную пулеметную очередь по водорадиатору «мига». Но он все-таки доканал фашиста и произвел посадку в непосредственной близости от переднего края. Летчику пришлось уничтожить свой самолет: МиГ-3 являлся нашей новинкой.

На аэродром в Идрицу прилетели, почитай, С сухими баками. Рискованная операция… и, может быть, она, как говорили потом в верхах, действительно оказалась посильной лишь для летчиков-испытателей.

Следующий боевой день принес еще шесть побед. Наши летчики, вылетая на прикрытие железнодорожной линии, сбили пять До-215 и один Ме-109.

Отказал, кажется, намертво отказал, дьявол крупнокалиберный. И сам, как черт, кручусь вокруг пулемета, подгоняю оружейников. Надо же — полк ушел в бой без командира. Что подумают ребята? Приказ предельно ясен — всем полком штурмовать вражескую переправу на Западной Двине. Полком… Без командира-то! Пулемет, это грозное оружие, сейчас куча железяк с прорезями, отверстиями и стволом, ни дать ни взять — кусок водопроводной трубы.

Где же заело? Или сломалось? Оружейники суетятся, крутят тут, там, а толку ни на грош.

— Заменяйте новым,— сердито приказываю им и иду в штаб.

Жди теперь «пикантных» вопросиков и от подчиненных (так, между дел) и от вышестоящего командования. Чего доброго, вышестоящие начальники прознают еще и про Григория Бахчиванджи. Приказ — вылетать всем полком, а я оставил его на аэродроме с самолетом, про запас…

Григорию, недовольному, что не пустили в бой, накрепко приказал: хорошенько замаскируй машину и сиди в кабине, жди зеленой ракеты. Потом действуй по обстоятельствам, не маленький.

Задумка была такая. Вернутся наши с боевого задания, а тут, неровен час, фашист налетит. Как раз Бахчиванджи и пригодится. Нечто вроде засады.

Не прошло и десяти минут после вылета на задание наших самолетов, как над аэродромом появился До-215. Даю условленный сигнал — ракету.

Моментально сброшена маскировка, взревел мотор, и «миг» Бахчиванджи прямо со стоянки устремился в воздух. Советский истребитель заходит фашисту в хвост, все меньше и меньше расстояние между ними. Метров с пятидесяти Григорий открывает огонь из всех пулеметов. Вражеский бомбардировщик, объятый пламенем, падает на окраине аэродрома.

Наблюдавшие столь скоротечный бой техники и штабисты бурно рукоплещут победителю, слышится многоголосое «ура».

Однако почему Бахчиванджи не заходит на посадку? Он делает боевой разворот, форсирует режим мотора. Оказывается, в воздухе находится еще один «дорнье». Заметив рухнувшего собрата, он откровенно удирает от советского истребителя. «Миг» настигает его и открывает огонь. Из правого мотора вражеской машины вырывается густой черный дым.

— И этому капут! — восторженно кричим мы.

Радость как рукой сняло. Даже с земли видно — винт «мига» остановился. Сейчас штопор и… Но этого не случилось. Последовал мастерский разворот. Самолет с неработающим мотором заходит на посадку. Выпущены шасси, закрылки, машина планирует. Это «миг»-то планирует? Да, планирует и классически садится. Все, кто находился на аэродроме, бегут к самолету. Еще издали вижу разгоряченное лицо летчика. Подбегая, спрашиваю:

— Ранен?

— Кажется, нет. Шею вот нестерпимо жжет.

Быстро разматываем белое шелковое кашне, продырявленное нулей. На шее — ожог.

Хлопцы сжимают в дружеских объятиях счастливого героя — не каждому суждено в первом же боевом вылете одержать две блестящие победы.

Осматриваем самолет. Мотор, оба радиатора, лонжероны крыльев, даже пневматика колес изрешечены пулями. Действительно, посадить такую «мертвую» машину был способен только испытатель.

Теперь у нас остался в засаде лишь один исправный самолет — мой. Иду к нему. Оружейники заканчивают установку нового крупнокалиберного пулемета.