Юрий Жуков - Летописцы Победы

В дни подготовки к штурму Берлина вырос, значительно пополнился журналистский корпус. Военные журналисты, вынесшие вместе с армией все тяготы и трудности, готовились к описанию заключительного этапа войны. Редакция «Правды» сосредоточила на берлинском направлении две бригады военных корреспондентов. На 1-м Белорусском фронте в бригаду входили Всеволод Вишневский, Борис Горбатов, Василий Величко, Иван Золин, Мартын Мержанов и пишущий эти строки. Чуть позже к нам присоединился Михаил Брагин. На 1-м Украинском фронте бригаду составляли Борис Полевой, Вадим Кожевников и Сергей Борзенко. Кроме того, на обоих фронтах находились фотокорреспонденты «Правды» Александр Устинов, Федор Кислов, Виктор Темин, Яков Рюмкин и Николай Фиников.

Военные журналисты старательно готовились к освещению битвы за Берлин. Почти все из нас завели для записи предстоящих событий объемистые тетради. Назвали их «берлинскими тетрадями». Солдаты чистили перед штурмом Берлина, как водится, оружие, мы — «точили» перья.

В Берлине, судя по сообщениям германских газет и данным разведки, жизнь шла, как на вулкане. Фашистской столицей овладевала паника. По радио почти каждый день выступал с заклинаниями Геббельс. Когда наступление Советской Армии подкатилось к Одеру, Гитлер назначил его гаулейтером и начальником берлинской обороны.

Гитлеровское командование, конечно, ожидало удара на Одере. Для того именно и пришла сюда героическая Советская Армия. Но оно не знало и не могло знать, когда это произойдет. Были лишь разного рода предположения и догадки.

Журналисты раскрепились по частям направления главного удара. Вишневский и Золин «приписались» добровольно к армии, которой командовал В. И. Чуйков. Горбатов и Мержанов выехали в армию В. И. Кузнецова, я определился в армию генерала И. Э. Берзарина. Василий Величко и Михаил Брагин — к танкистам. Фотокорреспонденты должны были выбирать себе объекты для съемок по собственному усмотрению, в зависимости от обстановки.

Заведующий военным отделом «Правды» М. Р. Галактионов поставил перед нами задачу дать широкую и живую картину наступательных действий наших войск, показать массовый героизм, зрелость и высокое воинское мастерство солдат и офицеров всех родов войск, а также показать, что советский воин идет в Германию не порабощать, а освобождать немецкий народ от фашистского ига, что он интернационалист по духу и поведению.

Для координации деятельности военкоров-правдистов военный отдел назначил старшим заместителя заведующего военным отделом капитана 2-го ранга И. И. Золина. Каждый из нас должен был писать в газету ежедневно, невзирая на то, печатает она наши материалы или нет. В этом был свой резон: в наших корреспонденциях и репортажах запечатлевалась живая история, и, если некоторые из них не попадали на страницы газеты, все равно они становились документами истории.

Иногда вечерами мы съезжались в Мендзыхуде. Всем было ясно: решающие события грянут очень скоро.

Однажды вечером Всеволод Вишневский вынул из кармана своего морского кителя «Фелькише беобахтер» и, лукаво щуря глаза, сказал:

— Сейчас я вас, товарищи, посмешу!

Он начал скороговоркой переводить текст газеты. «Фелькише беобахтер» беспардонно утверждала, что Советская Армия после гигантского рывка с берегов Вислы к Одеру едва ли способна начать в скором времени новое мощное наступление. Генералы фюрера внушают себе, писала газета, что все еще поправимо, что Иваны не успели просушить портянки.

— Посмотрим, что скажет своим читателям эта газетенка, — заметил саркастически Вишневский, — через некоторое время!

Интересно было наблюдать за метаморфозами, которые происходили помимо воли в нас самих. Всеволод Вишневский был необычайно весел, сыпал матросские анекдоты, а вечерами, никогда не отступая от раз установленного правила, садился за дневник. Каждый из нас с интересом смотрел на большую конторскую книгу в черном ледериновом переплете, желая хоть одним глазом заглянуть в нее. Но Всеволод Витальевич никого не подпускал к дневнику. Даже своего напарника и друга Ивана Золина.

Борис Горбатов в эти дни был особенно сосредоточен. Он говорил:

— Я должен написать, черт возьми, последнее «Письмо товарищу». Это будет письмо о нашей Великой Победе!

Мартын Мержанов почти ежедневно писал нежные письма Оленьке — единственной и бесконечно любимой дочери. Он же, под общий хохот, рассказывал полушутя-полусерьезно:

— Вчера, братцы, я чуть не поговорил с самим рейхсминистром Геббельсом. В штабе части, где были мы с Борисом, стоял телефон. Я снял трубку и вдруг слышу: «Центральная Берлина отвечает». Я не растерялся и гаркнул во все горло: «Геббельса!» Телефонистка любезно ответила: «Битте!»

Стояла необычно ранняя весна. В воздухе была разлита теплынь. Солдаты поскидали шинели, куртки. Смеясь, они говорили: пар костей не ломит!

В оперативном отделе штаба фронта мне подарили книжечку — лекцию об итогах Семилетней войны. «Неказиста книжечка, — сказали мне, — но очень поучительна. В ней ведется рассказ о пребывании в Берлине русских войск в 1760 году». Я прочитал ее залпом. В конце книжки приводился отрывок из рапорта Тотлебена в Петербург. Заканчивался он неожиданными словами: «Здешних газетных писарей завтра велю шпицрутенами наказать».

Подумалось с озорством: хорошо бы этак же поступить с писаками из «Фелькише беобахтер».

И вот наступило 16 апреля. На рассвете содрогнулась, задрожала, как при землетрясении, земля. Началось! Мошной артиллерийской подготовкой, введя в бой четыре общевойсковые и две танковые армии, 1-й Белорусский фронт развернул с Кюстринского плацдарма наступление на Берлин.

В этот исторический день все без исключения военные журналисты, естественно, находились в частях, на передовых позициях. Мы видели собственными глазами, как началось в пять часов утра и развертывалось это одно из величайших во всей истории войн наступление. Черпали материал для своих репортажей, корреспонденций и очерков непосредственно в гуще наступающих воинов.

Всеволод Вишневский и Иван Золин стали свидетелями начала наступательных боевых действий на участке 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова, на командном пункте у деревни Рейтвейн, на котором находился Г. К. Жуков. Затем в 8-ю гвардейскую вскоре передислоцировались также многие другие военкоры, в том числе и я.

Через понтонный мост, установленный саперами ночью и беспрерывно обстреливаемый фашистами, я перебрался на машине на левый берег Одера. Побыл пару часов на командном пункте 8-й гвардейской армии, записал со слов знакомых офицеров, какие распоряжения отдавал перед началом наступления и в ходе его развертывания маршал Жуков, а затем направился в район города Зеелов, где фашисты оказали нашему наступлению наиболее упорное сопротивление. По пути взял несколько интервью у гитлеровских солдат, чудом уцелевших от артиллерийского огня, который разрушил до основания фашистскую оборону на Одере. У всех мнение было едино: «Мы были не в силах выдержать такого интенсивного артиллерийского огня, натиска танков и пехоты!»