Хайнц Фельфе - Мемуары разведчика

Мы с чрезвычайно большим недоверием относились к этому источнику, прежде всего потому, что наши сотрудники, обрабатывавшие его информацию, не могли найти ей подтверждение, а это является совершенно необходимым для ее оценки. Кроме того, он сообщал сведения по слишком широкому кругу проблем, и в этой связи неизбежно возникало подозрение, что он либо используется другой стороной для введения нас в заблуждение, либо является аферистом. Дело это имело кодовое название «Банан».

Конечно, я говорил об этом человеке с моими русскими партнерами и получил точные сведения, что он не имеет никакого задания и никаких отношений с ним не поддерживается. Мне также обещали, что против него не будут приниматься меры пресечения, если только он сам себе не даст подножку и не вынудит вмешаться органы ГДР. Бывают глупые случайности. Одного задерживают, когда он укладывает в портфель секретные материалы, другой под воздействием алкоголя на заводском празднике распускает язык и начинает хвастаться, какой он «супермен». Я был уверен, что случилось что-либо подобное, так как мои советские партнеры ни в коем случае не нарушили бы своего обещания не принимать каких-либо мер против лиц, о которых они узнали от меня.

Я тут же по телефону распорядился принять необходимые меры и вызвал руководителя этого источника в Пуллах на 6 ноября 1961 г., чтобы обсудить с ним обстоятельства дела в помещении для заседаний. Это помещение расположено у северной границы окруженной забором запретной зоны. В него можно было попасть прямо с улицы. Второй вход в это помещение находился в запретной зоне и предназначался для самих сотрудников Центра. Таким образом, посетители, а ими могли быть, конечно, только сотрудники филиалов БНД, могли встречаться в резиденции Центра с руководящими сотрудниками. Входить на территорию запретной зоны они не имели права.

Я готовился к беседе с руководителем упоминавшегося агента и просматривал полученную почту, когда мне сообщили по телефону, что я должен явиться для доклада к уполномоченному Гелена бывшему генералу Лангендорфу, он же Лангкау. О времени мне сообщат дополнительно. Поскольку меня вызывали в главную квартиру, где кроме Гелена имели свои резиденции его уполномоченные Лангендорф и Венд, он же Вендланд, я взял из своих документов подборку фотографий центра подслушивания телефонных разговоров в Кёльне. Имело смысл воспользоваться этим случаем, чтобы посетить также Вендланда и показать ему, как я организовал прослушивание телефонов и контроль телексных каналов советского торгового представительства. Ранее мы уже обсуждали этот вопрос. Вендланд являлся ответственным за подготовку материалов для законопроекта о контроле телефонов, который должен был заменить особые права союзников по этой части (его приняли в 1968 г. после острых дебатов в бундестаге). Я был заинтересован в том, чтобы меня подключили к этому делу.

Существовала даже такая возможность, что вопросом о передаче дел по подслушиванию, находившихся в руках союзников, в ведение властей ФРГ буду заниматься я. Во всяком случае, я рассчитывал на участие в этом деле, так как уже создал собственный немецкий центр подслушивания и поддерживал необходимые контакты с английским посольством, министерством связи и с главными дирекциями связи в Кобленце и Кёльне, а также с соответствующими телефонными службами.

Около 11 часов меня попросили явиться к Лангендорфу. Я сел в свою автомашину и поехал в главную квартиру. Пока я снимал пальто, караульный сообщил в приемную по телефону о моем прибытии, так что в ответ на мой звонок у соответствующей двери на втором этаже она передо мной, как обычно, открылась. Секретарша в приемной предложила мне присесть и пошла доложить обо мне. Вернувшись, она сказала, что Лангендорф сейчас примет меня, только закончит телефонный разговор. Очевидно, таким образом Лангендорф должен был дать условный знак о том, что я прибыл и что меня можно арестовать. Пока я ждал, секретарша дала мне понять, что Лангендорф намерен вручить мне медаль «Святого Георга» за 10-летнюю службу.

Через несколько минут в приемную вышел Лангендорф, поздоровался со мной, взял у секретарши упакованную медаль «Святого Георга» и свидетельство о награждении и попросил меня пройти в его кабинет. Здесь мы расположились в кожаных креслах, то есть обстановка была менее официальной, чем если бы все происходило за его рабочим столом. Лангендорф сразу же заговорил о деле «Банан», приказал доложить ему все обстоятельства, задавал дополнительные вопросы. Но вопросы были настолько неумными, повторялись и уточнялись столько раз, что у меня не хватило терпения, и я сослался на руководителя соответствующей группы по обработке информации, с которым ему следовало бы побеседовать, если речь идет о всесторонней оценке.

Примерно через 30 минут в дверь постучали, и в кабинет вошел господин фон Бутлар, псевдоним Бернхард, ответственный за обеспечение безопасности в центральном аппарате, в сопровождении трех человек в гражданской одежде. Показывая на меня, он произнес: «Это господин Фельфе», взял Лангендорфа под руку и вышел с ним из кабинета. В это время старший из трех показал мне удостоверение сотрудника уголовной полиции и обыскал меня, спросив, нет ли у меня при себе огнестрельного оружия. Затем он сказал, что я должен пройти с ними. Он потребовал также ключи от моей автомашины, после чего мы вчетвером вышли в гардероб, где я мог спокойно одеть свое пальто. У караульного глаза вылезли на лоб, так как все, что сейчас происходило — чужие люди, которых привел Бернхард, уводили меня, — было необычным и выше его понимания.

Перед зданием главной квартиры стоял автомобиль марки «фольксваген». Мы проехали через «глухие ворота» и направились прямо в полицейское управление Мюнхена. Мои вопросы оставались без ответа. Мне сказали, что они сами ничего не знают и что я еще все узнаю. По дороге мне удалось уничтожить некоторые записи, в которых указывались условные адреса и номера телефонов. Однако я не смог вынуть из бумажника фотокопию задания, полученного мной на последней встрече в Вене. Хотя исполненные пункты были отрезаны, тем не менее оставалось достаточно пунктов, которые могли служить доказательством моей разведывательной деятельности против БНД. Впрочем, как позже выяснилось, в этом доказательстве уже не было необходимости.

В тюрьме полицейского управления меня подвергли тщательному обыску, отобрав все содержимое карманов, включая носовой платок. Моя подборка фотографий, а также личные документы были опечатаны в конверте — для следователя федеральной судебной палаты. Хотя и здесь не объяснили причины моего ареста, было уже ясно, что моя деятельность в качестве советского разведчика в федеральной разведывательной службе на этом закончилась.